Терапия испытанием. Необычные способы менять поведение

— Спасибо, доктор, я приду.

Перед девятью Ян окликнул Лукрецию, которая лежала наверху, и сказал, что идет на работу.

— Снова? — спросила она.

— На этой неделе первый вечер, который я провожу на работе. Я ненадолго.

— Это действительно необходимо? — крикнула Лукреция.

— Может быть, — ответил Ян, — а, может быть, я просто хочу убраться отсюда к черту, — и хлопнул дверью.

Руки священника дрожали, когда он садился в кресло и зажигал сигарету.

— Я начал сомневаться, а стоило ли мне становиться священником, — сказал он, — и это ужасные сомнения.

Голос священника потерял ту полудраматическую окраску, с которой он ра­нее общался с Яном. Теперь он звучал бесконечно серьезно.

— Видите? — и священник вытянул вперед дрожащие руки. — Я не пил два дня, а у меня трясутся руки. Ни капли вина.

— О-о? — поднял брови Ян.

— Самоубийство — смертный грех, и тем не менее я готов решиться на него, — голос священника вновь приобрел актерские интонации. — Не освободите ли вы меня от нашего соглашения, доктор?

— Нет.

— Иногда мне кажется, что вы дьявол. Я отдался в руки самого Сатаны, — священник ухмыльнулся. — Знаю, что верить в дьявола сейчас считается несколько старомодно, но я старомодный человек.

— Работа дьявола, — сказал Ян, — заставляет меня поинтересоваться, почему вы не пьете, чтобы облегчить ваши трудности.

— В этом-то все и дело. Я не хочу их облегчить, — ответил священник.

— Хотя вино бы вас отвлекло? — небрежно обронил Ян, зная, что сэкономит время, если заблокирует священника против пьянства.

— Мне не хочется отвлекаться, пока у меня эта проблема, — продолжал священник. — Я стал священником не для того, чтобы иметь легкую жизнь. Я сделал это, чтобы посвятить жизнь Господу, — он вздохнул и потер лоб. — По крайней мере, это то, что я должен говорить, но на самом деле я не знаю, почему стал священником. Может, это была ошибка. Может, я ошибся с призванием. Отец мой был пьяницей, понимаете. Да, да, и очень необузданным человеком. Когда он был пьян, как он бил маму, как он бил меня — если мог поймать! Хотя в трезвом состоянии это был самый спокойный и милый человек на свете. Просто трезвым он был редко. Как мама умоляла его! Чем больше она заклинала его, тем больше он пил, чем больше он пил, тем чаще она показывала на него и заклинала меня не быть на него похожим. Уверен, что она ненавидела его, или, может, она ненавидела пьянство, потому что пьянство приносило ему удовольствие, — он взглянул на Яна и усмехнулся. — Если бы вы были настоящим психиатром, то должны были мне заметить, что я могу спиться, потому что отождествляю себя с отцом.