Семинар с доктором медицины Милтоном Эриксоном

Джо умер, когда ему было за семьдесят, Эди умерла спустя несколько месяцев. Всех, конечно, интересовало завещание. В соответствии с завещанием ферма должна была быть продана небольшими наделами всем желающим. Вырученные средства должны были пойти на создание фонда помощи бывшим молодым преступникам, подающим надежду на исправление. Управление фондом поручалось банку и начальнику исправительного заведения, где сидел Джо.

Для него вся психотерапия свелась к словам: “Можно, если ты джентльмен”.

Когда я получил работу главного психолога штата, мне было поручено обследовать обитателей всех исправительных и карательных заведений. Джо поздравил меня и сказал: “Есть протоколы одного старого дела в тюрьме Вокеша, ты их почитай. Есть старые протоколы в Грин Бэй и в... (Эриксон называет еще одно исправительное заведение)”. Я понял, что он имеет в виду свое дело. Я ознакомился с этими протоколами. Читать их было страшно. 29 лет своей жизни он потратил на дебош. Но вот встретилась хорошенькая девушка и сказал: “Можешь пригласить меня на танцы, если ты джентльмен”. Больше ничего не надо было в нем менять. Он сам себя изменил. Перемены исходят не от доктора, а от самого пациента.

У меня был еще один похожий на Джо пациент, по имени Пит. К 32-м годам он 20 лет отсидел под замком. Выйдя из аризонской тюрьмы, он приехал в Феникс. Здесь он напился, подцепил бабенку, разведенную, с двумя детьми, и пришел к ней домой.

Она работала, а он семь месяцев жил за ее счет. За выпивку он служил вышибалой в кабаках. Вечно напивался и вечно ввязывался в драки. Из всех кабаков его повыгоняли. Через семь месяцев, устав от его придирок и вечного похмелья, его сожительница заявила: “Убирайся и чтоб я тебя здесь больше не видела”.

Он обошел все кабаки, упрашивая принять его на работу, но везде получал один ответ: “От тебя один урон”. Он вернулся к своей подружке и попросил дать ему еще один шанс. Но она отказала. Был июль, жара стояла необык­новенная, и вот он протопал шесть миль от дома своей любезной до моего кабинета.

Он уже дважды был у меня на приеме. Вскоре после выхода из тюрьмы он попал в специальное заведение для послетюремной реабилитации и оттуда его послали ко мне на психотерапию. Он пробыл у меня час и заявил: “Воткни ты это все знаешь куда?” — и ушел. Подружка привела его обратно. Он еще час вежливо слушал меня и вежливо сказал на прощанье: “Вы знаете, куда это следует воткнуть” — и ушел.

Затем лечиться ко мне пришла его приятельница. Мы разговорились о том, о сем. Ей хотелось, чтобы ее дочки, десяти и одиннадцати лет, скорее подросли и стали зарабатывать себе на хлеб на панели. Я спросил, неужели она хочет, чтобы ее дочери стали проститутками. “Если мне это подходит, то и им подойдет”, — заявила она. Поняв, что я ее не одобряю, она ушла и больше не по­являлась.