К настоящему времени они женаты уже 15 лет, у них трое красивых детей. Энн свободно вспоминает о психотерапии, поскольку помнит все, что я ей говорил. Несколько раз она повторяла: «Вы были так правы, так искренни, когда говорили мне все эти ужасные вещи. Я знала тогда, что вы говорили мне правду. Но если бы вы меня не загипнотизировали, я бы не сделала ничего того, что вы заставляли меня делать». Наиболее интересным в этом случае является то, каким образом Эриксон организовал ситуацию так, что девушка сама попросила разрешения сделать себя более привлекательной. Она не только не сопротивлялась изменениям, но и жалобно просила о них. Но к тому моменту она была уже достаточно осведомлена о предмете и замотивирована к изменениям. Эриксон, как это он делал довольно часто, использовал здесь и ресурсы социума -- публичную библиотеку. Вместо того, чтобы дать девушке понять в беседе, почему она страдала от излишнего веса, что предполагалось при традиционном подходе, он потребовал, чтобы две недели она интенсивно до навязчивости думала о том, почему она такая толстая. И только после того, как она не нашла никаких причин, обуславливающих ее повышенный вес, стало целесообразным разрешить ей потерять вес. А вот еще яркий пример долгосрочной психотерапии, которую Эриксон проводил с молодым человеком, который работал сезонным рабочим и имел гомосексуальные склонности. Через несколько лет он превратился в выпускника колледжа с предпочтением женщин в половом отношении. Этот случай мы изложим более детально, поскольку он иллюстрирует многие аспекты эриксоновских терапевтических процедур, которые в предыдущих случаях были лишь кратко упомянуты. Эриксон рассказывает: Позвонив мне, Гарольд, в сущности, не просил о встрече, а слабым и прерывающимся голосом пытался выяснить вопрос, смогу ли я потратить на него несколько минут моего ценного времени. Явился он в кабинет в совершенно ужасном виде. Он был немыт и небрит. Волосы, которые он, несомненно, стриг себе сам, были слишком длинными, нечесаными и свалявшимися. Одежда была грязной, ботинки рваными, а оторванная подошва была привязана бечевкой. Он стоял передо мной ступнями внутрь и ломал руки. Лицо его искажала гримаса. Вдруг он резко сунул руку в карман и вытащил оттуда пучок смятых долларовых бумажек. Он высыпал их на стол и сказал: «Мистер, это все, что у меня есть. Вчера вечером я не все отдал сестре, как она этого хотела. Я заплачу вам еще больше, как только получу еще денег». Я смотрел на него молча, и он сказал: «Мистер, я не очень-то ловок и хорош. Я даже не ожидаю, что я буду лучше, но я не совсем плохой. Я всего лишь проклятый глупый кретин, но я никогда не делал ничего плохого. Я усердно работаю. Посмотрите на мои руки и вы увидите, что я говорю правду. Я работаю потому, что если я прекращу делать это и сяду, то начну плакать, чувствовать себя несчастным и намереваться убить себя, а это неправильно. Поэтому я ни на минуту не прекращаю работать, но я не могу спать и есть, и знаете, мистер, я не могу этого больше выносить». И он начал плакать. — 69 —
|