|
Трудно сказать, почему Эриксон решил не работать с мальчиком. По-видимому, это связано с тем, что он не мог сохранить эмоциональную нейтральность в ответ на провокации ребенка и это помешало бы ему работать эффективно. Но, со всей очевидностью можно сказать, что при отборе пациентов Эриксон не руководствовался ни тяжестью проблемы, ни сложностью семейной ситуации. Следующий пример иллюстрирует это. Ко мне пришла мать с просьбой заняться ее сыном. Она сказала: "Он лгун и мошенник, и с помощью своих вспышек гнева он подчинил себе всех в доме. А ругается он самыми страшными словами, которые только можно себе вообразить". Мать была очень озлоблена. Она рассказала: "Его отец — сексуальный извращенец. Я не знаю в точности, каким извращением он страдает. В течение какого-то периода времени он спал со мной, но все равно у него масса всяких перверсий. Он использует женскую одежду для осуществления своих перверсий. Мне кажется, что он эякулирует на мою одежду, и я потом должна носить ее в чистку. Сын встречается с отцом не очень часто. Отец не выдержан и часто кричит на мальчика". Она сказала, что мальчик не хотел приходить ко мне, но она сказала, что если будет надо, то она приведет его силой. Она рассказала также, что водила его к другим врачам, но он устраивал такие скандалы в кабинетах, что врачи отказывались иметь с ним дело. Она ввела его в кабинет. Это был очаровательный, красивый мальчик с нежным голосом. Он сказал: "Я думаю, мама про меня вам уже все рассказала". Я ответил: "Она рассказала мне некоторые вещи, которые ей известны, но отнюдь не все о тебе. Существует очень много прямо касающихся тебя вещей, о которых знаешь только ты, и ни одной такой вещи она мне не рассказала. Я хочу знать, не хочешь ли ты рассказать мне что-нибудь из этой области". Он сказал: "Вряд ли". Я сказал: "Давай поставим хотя бы одну точку над "и" прямо сейчас. Я мог бы сидеть здесь и тратить свое время, ничего не делая, и это лучше, чем смотреть на тебя, как ты катаешься по полу от злости. Ну, и что теперь будет? Будешь кататься по полу от злости или мы будем просто сидеть и тратить понапрасну время, или же перейдем к делу?" Он ответил: "Это не пройдет" и улыбнулся. "Мы можем тратить время, переходить к делу, но мои припадки злости будут по-прежнему оставаться со мной". Он был проницательным и остроумным мальчиком. Мне так и не пришлось увидеть его приступов злости. Мне удавалось сильно рассердить его. Однажды он забросал комками грязи и водяными бомбами соседей. Я попросил его описать ту гордость, радость, счастье и триумф, которые он ощутил, бросая бомбу. Это привело его в ярость. Я сказал: — 142 —
|