Зейг. А сколько вы собираетесь съесть завтра? Эриксон. Моя жена покупает две дополнительные банки плюс те две, что у нас еще есть. Зейг. Сколько вам завтра исполняется? Эриксон. Семьдесят два. Зейг. С днем рождения вас! Эриксон. Будучи на Востоке, я пошел в столовую отеля. Мне вручили меню на французском. Я выразил протест, поскольку не читал по-французски. Официант с густым акцентом сказал, что поможет мне. Я указал на один из пунктов и спросил: “Это что?” Он объяснил, что это такое, но его было очень трудно понять. Я указывал на другие названия. Я не дал ему понять, что действительно представляю, что это такое. Наконец я сказал: “Принесите мне бокал колотого льда”. Похоже, он был озадачен, но бокал мне принес. Я попросил: “А теперь принесите мне бутылку французской приправы”. Он был озадачен еще больше. Я вылил немного французской приправы на колотый лед. И сказал: “А теперь, вас не затруднит отнести все это в помойное ведро?” Он сказал (без тени акцента): “Пожалуйста, сэр”. (Смеется.) Он понял, что я догадался о его фальшивом акценте. Зачем ругаться с официантом? Он вешает тебе лапшу на уши, почему бы этим не насладиться? Пару лет спустя, в Портленде, Орегон, в столовой отеля официант поприветствовал меня и сказал: “Здравствуйте, доктор Эриксон”. Я сказал: “Вы мне незнакомы. Но вы, очевидно, знаете меня”. Он ответил: “Вы вспомните меня к концу вечера”. (К Зейгу.) У меня плохая память на лица. (Продолжает.) Он принес мне счет. Я его оплатил. Официант вернул сдачу. Я оставил ему чаевые. И он поблагодарил меня с густым французским акцентом. Тогда я узнал его! Что касается пациентов, то с их проблемами следует обращаться подобным же способом. Та женщина, которая сказала мне, что до смерти устала находиться в состоянии страшной подавленности... Жизнь ее матери представляла пример полного подавления со стороны жестокого мужа. Она вместе со своими сестрами унаследовала этот паттерн от матери. Они вели подавленную жизнь. Женщина желала преодолеть свою подавленность. Я сказал, что ей следует убраться со льда или кататься на коньках. Именно это она много раз слышала от другого психотерапевта. Я нанес ей тяжелый удар, заявив: “Хорошо, я скажу это лишь один раз. Слезайте с горшка или какайте”. Но это было гораздо лучше, чем пытаться переучивать ее. И теперь она не может думать о своем прошлом, не представляя его в этих грубых терминах. Отнюдь не легко признаться: “Я подавлена”. Она привыкла думать: “Слезай с горшка или...” (Смеется.) Когда подавленная личность получает такое выражение своей подавленности, ей приходится смотреть на свою проблему именно под этой вывеской. — 112 —
|