|
Я понял, что причиной, по которой многие теряют воспоминания о сновидениях, может быть собственный энтузиазм. Я начал видеть, что утонченность, сложность и отличие переживаний наяву от более глубоких и архетипических переживаний в сновидениях могут быть причинами забывания. В результате исследований таких незапоминающихся сновидений и их фрагментов я пришел к убеждению, что первичной причиной забывания нашего опыта в сновидениях является то, что он протекает вне структур, которые мы используем для организации нашего бодрствующего сознания. Речь идет о чувстве «себя и других» и чувстве линейного времени. Без сомнения, это две основные определяющие координаты нашей жизни наяву, но в сновидениях мы живем в измерении, где основополагающие категории сознательной жизни просто неприменимы. У меня, как у многих, были сновидения, где одновременно развивалось несколько сюжетов, где я был одновременно несколькими людьми. В царстве архетипов, в коллективном бессознательном или объективной психике, ощущения времени и самосознания очень отличаются от жизни наяву. Есть уровень, на котором архетипы четко безвременны и трансличностны, где во сне – 158 – мы погружаемся в эти сферы на любую глубину. Основные категории бодрствующего сознания и памяти просто неадекватны, чтобы записать эти переживания»[99]. Вернемся теперь к первому из упомянутых выше типов информации, представленных в образах сновидений и выражающих психотравмирующую информацию, психотравмирующие переживания. Допустим, в свое время она получила кодирование во всех трех языках и была представлена на уровне сознания, но в связи с особенностями болезненного опыта оказалась вытеснена в бессознательное. Как дальше она себя ведет? Как проявляется в сновидениях? Неверно полагать, что такая информация мирно дремлет на уровне бессознательного, не пытаясь получить доступ на уровень сознания, которым она была когда-то отторгнута. Неправильным было бы и однозначное понимание стратегии сознания, применительно к подобного рода информации, как исключительного нежелания допустить ее в свою сферу. Мне более близка позиция Р. Лэнгса, который на своем многолетнем опыте психотерапевтической работы вывел ряд интересных закономерностей и обобщил их в коммуникативном подходе к интерпретации содержания бессознательного[100]. Он полагает, что человек действительно, с одной стороны, пытается утаить психотравмирующий вытесненный материал, с другой – он пытается его выразить. Компромиссом этих двух противоположно направленных тенденций и является символизм сновидений, а также дневных коммуникативных стратегий. Я вижу в этой позиции глубокую внутреннюю логику: действительно, психотравмирующий материал потому и удерживается вне сознания, что он является болезненным для субъекта и уже однажды причинил ему страдания. Но, с другой стороны, насильственное, принудительное удержание данного материала в бессознательном требует очень большой затраты внутренних ресурсов, да к тому же и само по себе является стрессирующим фактором: — 98 —
|