|
На самом же деле такое положение вещей совсем не является единственно возможным, нормальным, само собой разумеющимся. В не-утрате связей со своим внутренним миром (в-нутре-нним) я усматриваю специфику реликтового мировосприятия, а также тех удивляющих европейцев способностей примитивов, которые связаны с функционированием альтернативных источников поступления информации и с неизвестным современному человеку (при нормальных условиях) опытом взаимодействия с миром (например, таких компонентов религиозного опыта, как переживание живого присутствия сверхъестественных сущностей: богов, духов, демонов, предков и пр.). Иными словами, то, что современному человеку (при нормальных условиях) это не дано, не значит: а) что такой опыт невозможен в принципе; б) что тот, кто его демонстрирует, обязательно бредит. Хочу уточнить свою позицию по последнему пункту. В настоящее время человек, имеющий при нормальных условия (а не, допустим, в состоянии клинической смерти) подобный опыт, с высокой вероятностью (и не без оснований) будет рассматриваться как шизофреник. И эта оценка скорее всего будет справедлива. Однако следует ли из этого, – 135 – что прилюбых условиях такой опыт характеризует людей, как раньше говорили, «скорбных умом»? Не уверена. Могу сказать, что для представителей древних культур, а также современных примитивных народов те или иные его компоненты – вещь довольно распространенная и принимаемая обществом как, пусть и не повседневное, обыденное явление, но как абсолютно нормальное, скорее положительное, чем отрицательное, и уж, безусловно, ценное явление. Например, многие особенности происходящего с человеком на ранних этапах развития цивилизации воспринимались людьми как результат прямого вмешательства богов или демонов (насылание помрачения – ate, или дарование откровения, а также особых сил и возможностей – menos), о чем свидетельствуют древние тексты (месопотамский эпос о Гильгамеше, греческие «Илиада» и «Одиссея»). Различные аспекты такого мировосприятия воплощены в ритуальных практиках: от оракулов до вынашивания сновидений и организации процедуры храмовых исцелений, отраженных в глинописных табличках, а также в храмовых и благодарственных записях. (Если у кого-то возникнет соблазн предположить, что это просто «фигуры речи», отвечу на это словами замечательного исследователя древнегреческой культуры Е.Р Доддса, что и у фигуры речи должны быть основания. Она тоже откуда-то берется, что-то выражает.) Многое говорит за то, что это – подлинный личный непосредственный опыт, который для реликтового мировосприятия является чем-то достаточно обычным, по крайней мере оценивается в сообществе как компонент нормального течения процессов, однако же в наше время при обычных условиях не встречается. Как пишет в связи с этим Е.Р.Доддс: «Различия между древнегреческим и современным отношением к снам могут отражать не только различные способы интерпретации одной и той же разновидности опыта, но и существенные расхождения в характере самого опыта»[87]. — 83 —
|