Криминальная психология

На 10-ом году жизни Я. женился и имел 6 человек детей, из которых 3 в детском возрасте умерли. Половую жизнь он начал до женитьбы, лет с 16-17, и имел лишь мимолетные связи, без дли­тельных сожительств. Венерическими болезнями не болел, С женой особых неладов у него не было, бил он ее редко, но и жил с ней редко, бывая в деревне лишь наездами и большею частью пре­бывая в Москве, где он работал у разных подрядчиков малярных работ в качестве мастера. Демобилизованный в 1921 году, он при­ехал в Москву и поступил здесь на работу; к семье в деревню он не ездил уже около 2-х лет, что объясняет скудостью своих денеж­ных средств. Живя в Москве, он редко имел сношения с женщи­нами, так как его половая способность сильно понизилась. Лишь летом 1923 года он сошелся со своей соседкой по комнате Коро­левой, вскоре перешел в ее комнату, сохранив, однако, за собой и свое прежнее место в квартире. И ей, и другим жильцам квартиры он говорил, что вдов, что жена его будто бы во время пожара в деревне сгорела, оставив двух детей. Королева вскоре забере­менела от Я. и, случайно узнав, что он не вдов, стала беспокоиться о судьбе своего будущего ребенка. Ей объяснили, что если Я. ничего не будет ей давать на ребенка, то она может требовать с него судом. Королева имела очень небольшой заработок от тор­говли булками и материальный вопрос ее сильно озабочивал. Я. говорит, что она, узнав о посылке им денег в деревню, требо­вала, чтобы он эти посылки прекратил и окончательно порвал со своей семьей, на что он отвечал, что любит жену и детей и посы­лать им деньги не перестанет. Он утверждает также, что Коро­лева постоянно ревновала его и высказывала сомнения в его вер­ности, хотя он никаких поводов к тому не подавал. Возможно, что его пониженная половая способность внушала Королевой некоторые подозрения. Как бы то ни было, они часто ссорились, причем два раза Я. переходил жить из комнаты Королевой на свое прежнее место и обратно. Надо добавить, что Я. часто и довольно сильно колачивал Королеву. 29 марта 1924 года он поколотил ее особенно сильно, потому что она опять угрожала ему подать на него в суд. На следующий день — 30 марта — Я. встал поздно; оказывается, Королева, проснувшись раньше, успела зайти к одной соседке, которая советовала ей пойти к доктору и показать ему, какие побои нанес ей П., не считаясь с тем, что она на 8-м месяце беременности. По словам этой соседки, Л., который, несомненно, этими побоями нанес вред ребенку, суд назначит лет 7-8 тюрьмы. Такого рода угрозы Королева и высказала своему сожителю. Я. утверждает еще, что его сожительница не раз грозила выжечь ему «зенки», т.е. плеснуть в глаза серной кислотой, что раз будто бы даже, когда она собиралась это сделать, он вырвал у нее бутылку и разбил. Этой угрозы серной кислотой он будто бы очень боялся. Как бы то ни было, и злополучное воскресенье 30 сентября П. встал поздно, выслушал сетова­ния и угрозы Королевой, хотел было ее избить еще раз, но удер­жался, и часов до 3-х дня они про­вели время вместе в атмосфере обычной воркотни и перебранки. Часа в 3 он пошел на рынок, а когда вернулся часам к 6, то вскоре они сели за стол и опять стали вести неприятный для Я. раз­говор о ребенке, об угрозах кисло­той, судом и т. д. Возвращаясь с рынка, Я. выпил 3 бутылки пива и был несколько навеселе. Под влиянием неприятных разговоров он встал из-за стола раздраженный, опять хотел было избить сожитель­ницу, но удержался. Тут ему при­шла мысль убить ее. Часов с 7 до 8 он ходил по комнате «сам не свой»; были минуты, когда ему хотелось плюнуть, избить и уйти. Часов в 9 вечера стали ложиться спать. К этому времени бурный, испещренный пло­щадной бранью разговор Я. с сожительницей прекратился. Он говорил, что даже будто бы просил у нее прощенья и просил, чтобы она не выжигала ему глаз, но она ему ответила, что «как сказала, так и будет». После этого ответа он утвердился в мысли убить ее. Полежав некоторое время, он сказал: — «ну, ладно, пойду, закурю», встал и пошел к столу, на котором лежал табак и хлебный нож. Он спрятал этот нож в рукав, лег рядом с Коро­левой с левой стороны, еще раз спросил ее, согласна ли она про­стить его и, получив ответ, что она остается при прежнем реше­нии, сказал: — «что у тебя, Наташа, одеяло, сползло, дай поправлю», обнял ее, выпростал нож из рукава и резнул по горлу. Ни криков, ни испуганного лица ее он не заметил, заметил один только ее хрип. Перерезав ей горло, он перевалил ее на правый бок и «дорезал». Покончив с своей жертвой, он свалил ее на пол, положил вдоль печкой а сам сел на кровать и почувствовал силь­ную усталость, какой-то туман в голове, в глазах даже потем­нело. Потом лег на кровать ногами к изголовью, — правый голов­ной угол постели был весь в крови, — и крепко заснул; снов ника­ких не видел. Всю процедуру убийства П. рассказывает совер­шенно спокойно, с оживленной жестикуляцией, причем, обняв шею одного из моих ассистентов, точно указал, проведя ногтем по его шее, куда и как он ее резал. Проспал он часов до 7 утра, утром встал, напился чаю, как обыкновенно, запер квартиру и ушел на службу. На службе проработал весь день, не проявляя, никакого беспокойства или: волнения. Вернувшись со службы домой, он пообедал и принялся за сокрытие следов преступления: разрезал труп на части, разрубив кости топором, туловище в мешке стащил на берег Москвы-реки и бросил в реку под сте­нами Новинской женской тюрьмы, конечности и голову снес вто­рой раз и бросил в реку в другом месте. Так как обеспокоенные долгим отсутствием Королевой соседи, к которым она постоянно заходила, сообщили об этом отсутствии милиции, то вскоре в ком­нату П. явилась следственная власть, которая застала его за сжи­ганием остатков одежды убитой, носивших на себе следы крови. П. вынужден был сознаться, хотя давал на суде разные натянутые и неправдоподобные объяснения. Суд признал, что он убил Коро­леву с целью избавиться от Королевой и ребенка, при чем один из свидетелей показал суду, что однажды П. сказал ему, когда зашла речь о том, что с него будут по суду требовать на содержание ребенка — что, может быть, и не будет никакого ребенка. Но, принимая во внимание трудовой образ жизни П., его темноту и несознательность, суд приговорил его к 8 годам заключения со строгой изоляцией и с поражением прав на 3 года.