Криминальная психология

Его соучастник — Иван Д. несколько моложе его, ему 19 лет, в лице у него есть что-то детское. На руке, между большим и указательным пальцем, татуировка: якорь. Родители его — крестьяне и занимаются крестьянским хозяйством. Кроме него, у родителей есть еще один сын 14 лет. Таким образом, семья их состоит из 4 человек. Отец его — человек тихий и мало пьющий; с матерью он почти не ссорился и не дрался, выпивал лишь иногда по праздникам, детей бил мало, только иногда стегал Ивана ремнем и всегда за дело. Иван также человек тихий; говорит, что обижать ему никого, сколько помнит, не приходилось. Он окончил сель­скую школу и после этого еще год пробыл в училище в г. Михай­лове; дальнейшему учению воспрепятствовал недостаток средств. Память у него хорошая, учился он недурно; особенно его интере­совала русская история. К родителям Иван относится почтительно и отношения у него с ними хорошие. В 1919 году, он, из-за пайка, поступил добровольцем в армию, побывал на войне, в атаках не участвовал, но в перестрелке бывал много раз, причем в кого стре­лял — не видел, «в прицел не брал», а стрелял, потому что прика­зывали. В 1920 году болел тифом и дизентерией, теперь здоров.

Пить он пил всего несколько раз. Водки не пил; раз, выпив само­гонки, был совсем пьян. «Пристрастия, по его выражению, к алко­голю не имеет». Умственных интересов, как и у его соучастника, у него нет никаких. Читать не любит; «романов не обожает», потому что в них все пишут про женщин, а он — женофоб. Желает читать «про планету»... Половое влечение у него по временам к женщинам бывает, но это не мешает ему, в общем, их «нена­видеть», и в этой ненависти есть что-то ребячееко-мальчишеское. Признаков склонности к гомосексуализму незаметно. Сильно побаивается, как бы родители его не женили, а из воли их он выйти не решится. Отчасти поэтому он не желает ехать в деревню и долго оставаться там. 26 августа 1923 года он уехал в Москву работать, поступил на железнодорожную ветку и работал вместе с Григорием Н. Отец писал ему из деревни, что прослышал, будто сыну плохо живется в городе, и, если это так, то пусть приезжает домой и, во всяком случае, «избегает плохих людей». «Не подчи­нился я, дурашливая башка», — говорит про себя Иван. «Дело такое вышло, недели 3 как уволили, деньги прожил, а тут Гришка говорит: у Хряпиной 12 червонцев, давай убьем»... Он сознается, что у него были знакомые, у которых он мог на дорогу занять. Знакомые говорили ему, что верстах в 70 от Москвы можно было бы место получить. Думал и домой поехать, и решил поехать на Рож­дество, но и не хотелось ему временами ехать: «что делать в деревне зимой»? Побаивался, что и женить его родители могут. На преступление его пригласил Григорий И., который будто бы раньше предлагал ему стащить пишущую машину у инженера, но он на это не согласился. Однако на данное убийство он согласился сразу, без борьбы и колебаний. Когда тот сказал: «у Хряпина 12 червонцев есть, давай, убьем Хряпину»... он сразу согласился, и они вместе в общих чертах наметили план убийства. В условлен­ное время он зашел к Григорию Н., который в то время спал пьяный, разбудил его и, чтобы отвести глаза присутствовавшим жильцам казармы, сказал: «поедем, Гриша, в Москву». Тот понял намек, встал и они пошли. Во время беседы с Хряпиной у него мелькала мысль уйти бы, «провались они, червонцы», но он не шел, и когда Григорий набросил на Хряпину пиджак и сказал ему: «ну, действуй», он быстро нанес ей не то два, не то три удара. Всю обстановку происшествия, фигуру и позу убитой хорошо разглядел и помнит, как она перешла на печку, что на ней был белый платок, помнит ее лицо, помнит, что она была старая. О престу­плении вспоминает без особых усилий, но с неприятным чувством. К убитой он относится и относился безразлично, почти не знал ее, видел всего один раз и то издали. Покойников он не боится, кровь особенного впечатления на него не производит; после нанесенных им ударов крови не заметил, сейчас же принялся тащить имуще­ство, при чем во все время убийства волновался, —«как на ходенях ходил», — набрал имущества и негодного, напр., взял два сапога от разных пар, один хромовый, другой — какой-то старый. О своем преступлении он плохого мнения, потому что оно — «позорный поступок». «Теперь себя замарал. Обо мне, — говорит он, — вся деревня отнесется: тихий мальчик». «А теперь будут говорить: разбойник, каторжник». «Теперь мне веры не будет». Украсть, по его мнению, менее позорно, гораздо лучше; украсть у Хряпина червонцы он бы согласен, а убивать не следовало, — позорное дело: «по этому преступлению, говорит он, согласно закона, бить надо». «Должен нести наказание, так как сделал позорный поступок».