|
Но можно же и других обвинять? Легко. Но результат будет, в сущности, тот же самый. Вот я, мол, такой классный, особенный, ни на кого не похожий, отдельный человек, и этот мир, бессмысленный и беспощадный, понимать меня на фиг не хочет, поэтому я буду тут сидеть, одинокий и непонятый, как страус во льдах или белый медведь в пустыне, что, в сущности, одно и то же. И буду страдать. То есть и в том, и в другом случае вывод один: страдаю я тут, просьба не беспокоить. Поскольку страдания одинокого человека – и почетны, и естественны. Страдания чем хороши? Тем, что в них можно купаться. А для русского человека, который воспитан на христианстве, приправленном Достоевским, страдать – любимейшее дело. А тут еще... Бездонное небо над головой, просторы эти бескрайние... Ощущение собственной непонятости порождает ощущение собственной уникальности, что приятно. Поэтому сиди тут, страдай, купайся в одиночестве. На мой взгляд, одиночество – это не беда, а вина человека. Какой ужас! Как же так! Как вы только можете так говорить? Когда вокруг... Столько... Одиноких... Непонятых... Ля-ля-ля... Вы, автор, не гуманист. Кричать: я гуманист! – глупо. Но если гуманизм – это любовь к людям, то она не в том, чтобы смотреть, как человек купается в одиночестве, но в том, чтобы помочь ему из одиночества выйти. Вы знаете, как это сделать? Знаю. Ну-ну... Интересно, интересно... Для того чтобы выйти из одиночества, надо сделать три шага. Всего-то? Всего-то. Но это потребует определенных усилий воли и, главное, желания. Итак. ШАГ ПЕРВЫЙ. Честно признаться себе, что Вам не нравится Ваше одиночество, и Вы хотите с ним бороться. Видите обращение с большой буквы написано? Потому что обращаюсь я не вообще к читателю, а вот буквально к Вам – тому, кто держит сейчас в руках мою книгу. Не, ну правда: чтобы решить любую проблему, надо честно признаться себе в том, что она есть. Именно как проблема. Это очень трудный шаг. Сделать его мешают и наш менталитет, и наша лень. Оно, конечно: купаться в страданиях легче. Плакать по ночам в подушку и твердить: ничего, Лермонтов тоже страдал от одиночества, потерплю – так надо, – конечно проще. И привычней. Поссориться с одиночеством – сложней и неожиданней. Не легко сказать: одиночество, я тебя не люблю, я хочу с тобой расстаться. А вы какое одиночество в виду-то имеете, автор? Вот Христос тоже был в пустыне одинок – разве Он страдал? Или, скажем, писатели там, художники всякие – они же в одиночестве сидят, творят шедевры (или не шедевры). Так. Спокойно. Не надо приплетать Христа и классиков. И даже не классиков. Я вот тоже эту книжку пишу в одиночестве, но не страдаю по этому поводу. Разве непонятно, про какое одиночество мы говорим? — 16 —
|