Юнг и постъюнгианцы

Символы самости и символы образа Бога в человеке — это фактически одно и то же. Юнг говорит:

"Поскольку человек никогда не может эмпирически провести различие между символом самости и образом Бога, эти две идеи, как бы мы ни пытались дифференцировать их, всегда оказываются слитыми воедино, так что самость оказывается синонимичной внутреннему Христу из писаний Иоанна и Павла ... Говоря психологическим языком, владения "богов" начинаются там, где кончается сознание, поскольку в этой точке человек уже отдан на милость естественного поряд­ка ... Символам целостности, которые приходят к нему от­туда, он приписывает названия, которые варьируют в соот­ветствии со временем и местом" (CW 11, para. 231).

Как указывала Фрей-Рон (1974, с. 215), обе формы осоз­нания — психологическое переживание самости и религиозное переживание — основаны на одном и том же, а именно на чем-то, переживаемом как полное интегрированное единство.

Юнг рассматривал Христа как символ самости в примире­нии пар противоположностей божественное /человеческое и дух/тело. А в вознесении Христа сливаются и опосредуются противоположности жизни/смерти. Но для того, чтобы быть еще более полноценным символом интеграции, Христу пришлось бы быть связанным с Антихристом, с плохим и с хорошим.

Христос как религиозный символ отличается от Христа, рассматриваемого с психологической точки зрения. Ибо в то время как психологически он представляет парадигму индивидуации в том плане, что он прожил свою природу и судьбу до самого конца, он не воплощает совершенство, что подчеркивает­ся в традиционной церкви. Эта формулировка привела Юнга к проблемам с теологами, которые видели в Христе только хоро­шее и рассматривали зло как privatio boni, просто отсутствие хорошего. Еще один аспект неполноты Христа для Юнга состо­ял в отсутствии женского элемента, который не появляется в изображении Троицы, но который воплощен в Деве Марии (см. ниже, с. 361).

Подобным же образом, развитие от садистского всемогу­щего образа Бога в книге Иова к вмешательству страдающего Христа в Новом Завете показывает движение в самом образе Бога. Это аналогично тому, как самость можно рассматривать как хранилище потенциала, который еще предстоит прожить, но который возникает и раскрывается со временем.

МЕЖЛИЧНОСТНАЯ САМОСТЬ: (2) САМОСТЬ И ДРУГИЕ

Маттун говорит, что концепция самости у Юнга — это от­носительно закрытая система, которая подвергает сомнению взаимодействие самости и других (1981, с. 112). Мне кажется, что межличностную самость можно рассматривать через отно­шения с другими. Самость — это первичный источник такого явления как эмпатия. Способность человека поставить себя на место другого предполагает нечто большее, чем экстраполяцию материала, относящегося к себе, который затем применяется к ситуациям других. Эмпатия — это форма психологического взаимопроникновения, глубокой связи между людьми; отношения матери-ребенка — это одновременно особый пример этого и модель эмпатии в течение всей жизни. Мы говорим о том, как люди впитывают уроки переживаний, и это, можно сказать, за­висит от способности самости придавать смысл, что является чем-то большим, чем обучение эго.