|
Гамлет Он молится. Какой удобный миг! Удар мечом – и он взовьется к небу, И вот возмездье. Так ли. Разберем, Меня отца лишает проходимец, А я за то его убийцу шлю В небесный рай. Да это ведь награда, а не мщенье, Отец погиб с раздутым животом, Весь вспучившись, как май, от грешных соков. Бог весть, какой еще за это спрос, Но по всему, наверное, немалый. Так месть ли это, если негодяй Испустит дух, когда он чист от скверны И весь готов к далекому пути? Нет. Назад, мой меч, до боле страшной встречи! Когда он будет в гневе или пьян, В объятьях сна или нечистой неги, В пылу азарта, с бранью на устах Иль в помыслах о новом зле, с размаху Руби его, чтоб он свалился в ад Ногами вверх, весь черный от пороков. Но мать меня звала.– Еще поцарствуй, Отсрочка это лишь, а не лекарство. Короля будто спасла молитва, продлила его болезненные дни – еще не пришло время, еще не исполнился срок. Гамлет полон убийством, в его душе оно созрело, налилось, как зрелый плод, оно готово сорваться; его рука поднята с занесенным мечом, наполнившей его сердце страстью, меч должен упасть – Гамлет это чувствует, он убеждает себя не убить королеву, он чувствует уже, что он не в своей воле. Но – что удивительнее всего (это не мотивировано в пьесе) – королева чувствует это: Что ты задумал? Он меня заколет! Не подходи! Спасите! Это совершенно непонятное восклицание 120* – с чего она взяла, что он хочет убить? Убийство, назревшее в душе его, которого он сам боится, которое и его пугает своей неясной, тревожной и неизбежной неотвратимостью, обозначилось уже ясно, отметилось, выступило наружу в его лице, жестах, голосе – уже видимо королеве. Королева в смертном испуге вскрикивает, за занавеской кричит подслушивающий Полоний. Гамлет пронзает занавеску мечом, ударяет через занавеску (как глубоко символично – какая темнота действия, слепота) и убивает Полония. Гамлет(обнажал шпагу) Ах, так? Тут крысы? На пари – готово! (Протыкает ковер) Полоний(за ковром) Убит! (Падает и умирает.) Королева Что ты наделал? Гамлет Разве там Стоял король? Он еще не знает, совершивши уже; он спрашивает, король ли это? Полное непонятной связанности, это убийство потрясающе напоминает о тех нитях: ведь оно вызвано той страстью, которая еще при декламации актера поднялась в его душе, только направлялась им не туда: «Тебя я спутал с кем-то поважнее...» В нем есть что-то опасное, что-то убийственное в его иронии – к Полонию и Гильденстерну и Розенкранцу – ведь она убивает их. Королева Как ты жесток! Какое злодеянье! Поистине это rash – безрассудно, безумно, безвольно. Гамлет видит теперь в этом предопределенное событие, себя он считает только орудием. Гибель его необходима – она входит в пантомиму трагедии. — 55 —
|