|
В. С. Степин выделяет три последовательно сменявшие друг друга типа рациональности в западной науке, которая часто, и совершенно неадекватно, отождествляется с наукой вообще. Это классическая, неклассическая и постнеклассическая наука, каждая из которых характеризовалась "особым состоянием научной деятельности" (Степин, 1989, с. 18) и особыми правилами познания. Отличительный признак классической науки - абстрагирование от всего, что не относится к познаваемому объекту, неклассической науки - экспликация не только объекта, но и средств познания, постнеклассической - легализация ценностей субъекта в качестве ориентира познания (там же). Но временное измерение рациональности, в рамках которого ее критерии выстраиваются вслед друг другу, - не единственное. Есть и другое - пространственное - измерение, в котором различные критерии рациональности могут сосуществовать одновременно. Яркой иллюстрацией служат западная и восточная науки, своеобразие которых проистекает, главным образом, из использования ими различных критериев рациональности. Западная наука основана на "парадигме физикализма", универсализации стандартов исследования и объяснения, сложившихся в физике и других естественных науках, на признании приоритета материального над идеальным, возможности произведения материальных эффектов только материальными причинами и т. д. Восточная наука, напротив, традиционно строилась по образцу наук о человеке - биологии, психологии, медицины, признавала приоритет духа над материей, допускала возможность материальных эффектов без участия материальных причин и т. д. (Дубровский, 1981). В результате на Западе восточная наука долгое время не считалась наукой вообще, а М. Вебер писал: "только на Западе существует наука на той стадии развития, "значимость" которой мы признаем в настоящее время" (Вебер, 1990, с. 44). 262 Различные и даже прямо противоположные критерии рациональности могут сосуществовать не только в одном историческом времени, но даже в одном и том же обществе. Так, в физике на рубеже XIX-XX веков отчетливо обозначились существенно различные системы понимания одних и тех же феноменов. Но куда более броский пример - регулярные всплески популярности мистицизма и оккультных наук, вполне уживающихся с существованием науки трезвого вида. Вспомним культ мистицизма в довоенной Германии, описанный Л. Фейхтвангером в романе "Братья Лаутензак". В конце 80-х годов в Калифорнии профессиональных астрологов было меньше, чем профессиональных физиков, а в конце 70-х у К. Сагана были все основания дать такую характеристику западного общества: "Сейчас на Западе (но не на Востоке) наблюдается возрождающийся интерес к туманным, анекдотичным, а иногда и подчеркнуто ложным доктринам, которые, если бы были правдивыми, создали бы более интересную картину Вселенной, но, будучи ложными, выражают интеллектуальную неаккуратность, отсутствие здравомыслия и траты энергии в ненужных направлениях" (Sagan, 1977, р. 247). Образцы подобных доктрин, перечисляемые К. Саганом: астрология, учение об аурах, парапсихология, мистицизм и т. д. По его мнению,их популярность выражала активность наиболее примитивных - лимбических структур мозга, проявляющуюся в "стремлении заменить эксперименты желаниями" (там же, р. 248). — 221 —
|