|
сходство между явлениями, которые он обозначает, у Авенариуса и у него самого весьма поверхностное. Справедливости ради нужно сказать, что идеи, близкие к тому, что названо «энергийным образом человека», развивал В. фон Гумбольдт. Он одним из первых поставил задачу разработки философской теории образования и развития человека. Ж. Кильен следующим образом излагает его взгляды: «Действительно, человек в сущности является силой, энергией: именно последняя образует подлинно априорное в человеке, которое есть в нем истинно первоначальное; человек — это изначально активное существо, существо действующее, и эта сила (эти силы) должна экстериоризироваться, объективизироваться; место этих объективаций называется миром, не-Я, благодаря которому Я полагает себя как Я, т. е. как объективирующая сила» (Кильен Ж., 1983. С. 160). По сути дела, любая энергийная проекция образа человека неминуемо ведет к представлениям о его деятельности. И здесь не должны смущать термины экстериоризация, объективация, которые вполне могут (и должны) рассматриваться как синонимы деятельности. Вернемся к Ухтомскому. Существенным в учении о доминанте Ухтомского является то, что «здесь организм мыслится как некая единица, реагирующая целиком, как некое интегральное целое» (Ухтомский А. А., 1978. С. 73—75). Что же это за единица, интегральное целое, реагирующее целиком? Не есть ли это «человек собранный»? А может быть, личность, по поводу которой Ухтомский как-то обронил фразу, что личность — это состояние. Но ведь не состояние же организма, скажем осторожнее, не только состояние организма, а, видимо, состояние духа. Разумеется, функциональные органы существуют виртуально и наблюдаемы лишь в исполнении, т. е. в действии, в поступке. Виртуальность их бытия прекрасно выразил в стихотворении «Автопортрет» (1914) Осип Мандельштам: В закрытьи глаз, в покое рук Виртуальность, в смысле Ухтомского, или тайник, в смысле Мандельштама, есть недеяние, представляющее собой, активный покой, зазор длящегося опыта, своего рода точки развития и роста, т. е. внутреннее деяние. Здесь нет противоречия, поскольку остановку, покой можно рассматривать как накопленное движение. Из таких точек (периодов, пауз, зазоров) произрастают внешние деяния и действия, они в них же и возвращаются. Возможно, это близко к тому, что в даосизме называется «возвращением к истокам», а в европейской культуре — рефлексией. Убедительную иллюстрацию наличия функциональных органов мы встречаем у Набокова. Он дает почти сюрреалистическое описание состояния повышенной восприимчивости, которая преображала все существо (описываемого персонажа) в одно огромное око, вращавшееся в глазнице мира. Это похоже на полностью отделившийся от героя гоголевский Нос. Или, например, Набоков использует еще одну не слишком эстетическую метафору «ум — желудок души», т. е. тот же орган. П. А. Флоренский писал о том же, не прибегая к грубым анатомическим сравнениям: «Что бы мы ни думали о человеческом разуме <...> он орган человека, его живая деятельность, его реальная сила, логос» (1990. Т. 1. С. 73). Логос, а не мозг! — 299 —
|