|
Здесь версия диалектики Флоренского соответствует не только версии Шеллинга, но и версии Гегеля в изложении Асмуса, но, видимо, не ранним версиям самого Гегеля, принятым в диалектическом материализме, где диалектика выступала демиургом и единственным творцом истины. Трудно сказать, знал ли Давыдов версию гегелевской диалектики в изложении Асмуса. Но более 40 лет тому назад, когда он, совместно с Элькониным, начинал работать над развивающим обучением, он искренне идентифицировал теоретическое мышление с диалектической логикой и, более того, вчитывал ее элементы в исследования Ж. Пиаже, который едва ли подозревал о ее существовании. Приведем еще одну версию диалектики, существовавшую до версий Шеллина, Гегеля и их интерпретаций Флоренским, Асмусом, Ильенковым, Давыдовым и многими другими. Вот греческий первообраз диалектики в интерпретации Мамардашвили: диалектика «есть такое состояние между противоположными натяжениями, внутри которого может появиться явление, само не являющееся выводимым членом или элементом какой-либо непрерывной причинной связи. Почему появилось такое особое слово «диалектика», в отличие от логики? (Мы не имеем при этом в виду часто абсолютно неграмотные рассуждения о существовании якобы особой диалектической логики в отличие от формальной логики и т. д.) Греки этим словом называли реальные обстоятельства. Они понимали, что есть такие явления, которые невыводимы и которые не могут возникнуть как конечное звено непрерывной цепи их обусловливания. Допустим, построив какую-то цепочку условий для A, B, C, мы получаем D, — так вот есть явления, которые нельзя получить таким образом, они не могут быть в принципе выводимым членом или конечным звеном непрерывной цепи обусловливания. Они возникают в воронке, окруженной натяжениями противоречий. Вот что греки называли диалектикой. Внутри — вспыхнет или не вспыхнет. А если вспыхнет — тогда целостно» (1999. С. 35). Вспыхнет или не вспыхнет! Если вспыхнет, да еще целостно, — это и есть интуиция, итог созерцания, продуктивного воображения. Как отмечалось, Давыдов нашел им место в начале процесса теоретического мышления, при зарождении содержательной абстракции, и в конце — при удачном восхождении от абстрактного к конкретному. А между двумя чудесными вспышками происходит (видимо, и до и после них) напряженная и, хорошо бы, одухотворенная работа мышления. Не только психология, но и жизнь полна подобными событийными или самоосновными явлениями, которые мы признаем тайнами человеческого бытия. Г. К. Честертон заметил: «Сумасшедший во всем усматривает причину». Нормальный человек склонен оставлять Богу богово. — 158 —
|