порождает знак или само становится знаком. Оно порождает образ (перцептивные действия — это особый и хорошо известный сюжет, о котором речь будет далее). Но оно же порождает или само становится «практическим концептом», «ручным понятием», порождает «невербальное внутреннее слово». Сделаем еще один шаг: действие порождает мысль и само становится ее носителем. Разумеется, не всякое действие. Для того чтобы породить мысль или стать мыслью, в самом действии должно нечто произойти. Важное, хотя и недостаточное, условие состоит в том, что оно должно стать знаком, осознанно или неосознанно адресованным другому. Имеются давние наблюдения, что движения младенца приобретают знаковые функции еще до того, как они станут исполнительными, достигающими предмета. Сформированные исполнительные действия уже больше, чем знак, это текст, который может быть преобразован в своего рода стенограмму, в совокупность или в систему знаков. Именно поэтому предметно-практическое действие может стоять за мыслью, пусть довольно примитивной, но мыслью. Это столь же справедливо, как и то, что предметно-практическое действие может стоять за образом. А из этого вытекает еще один вывод, сделанный в свое время Запорожцем. Действие само может быть разумным, а вовсе не потому, что им руководит посторонний по отношению к нему интеллект. Интеллектуальность, разумность, к ним сегодня можно добавить и рефлексивность — это свойства самого предметно-практического действия. Поэтому-то мы с полным правом, а не метафорически говорим не только о сенсорных, перцептивных и мнемических действиях, но и о действиях умственных, о наглядно-действенном мышлении, о практическом мышлении, которое устанавливает отношения между вещами в соответствии с особой предметной логикой. М. Вертгеймер по этому поводу писал: «Там, где естественная, жизненная, конкретная связь не содержится в вещах или не требуется конкретной ситуацией, там в начале не существует и логической связи, невозможно никакое логическое объединение. Но эта особенность свойственна лишь естественному мышлению в противоположность нашему, которое логически идет в направлении «все считаемо» и «все может быть объединено связью типа «и» (см.: Теплов Б. М., 1985. Т. 2. С. 227—228). В приведенном выше описании Выготского есть не только сходство, но и существенное отличие от гештальтпсихологии. Оно состоит в подчеркивании динамики мысли, происходящей не только в оптическом поле (это будет после мысли), не в мозговом поле (это от лукавого), не в феноменальном поле — поле восприятия (этого недостаточно), а в поле смысла и в поле действия. К этим идеям только в конце 1930-х — начале 1940-х гг. пришел создатель гештальтпсихологии Вертгеймер, включивший действие в ткань мышления. Вертгеймер принципиально не согласен с бытующим и до сего времени положением о том, что мышление вербально по своей природе и что логика обязательно связана с языком. Он существенно трансформировал исходные понятия гештальтпсихологии — понятия оптического и феноменального полей, «забыл» об их изоморфизме, «забыл» и о мозговом поле. Оптическое поле предстало как исходная предметная, проблемная ситуация, а феноменальное поле — не просто как ее новое видение (усмотрение), а как «место» ее преобразования. Из всего контекста исследований Вертгеймера, из его фактуры с необходимостью следует, что между оптическим и новым феноменальным полями находится поле предметных и социальных действий, т. е. поле деятельности, которая является не только средством их преобразования, но и средством их конструирования. Мысленная система действий, описываемая Вертгеймером как в терминах стадий, шагов, фаз, перецентрирования, так и в терминах собственно действий, может способствовать или препятствовать возникновению актов инсайта, интуиции, а их результат — новый образ — в свою очередь развертывается в действия по реальному преобразованию ситуации. Значит, действие выступает в качестве условия образования гештальта независимо от того, хороший он или плохой, исходный или завершающий. По сути дела, Вертгеймер дал описание визуального мышления, но, к сожалению, не ввел этого термина. Понятие «визуальное мышление» ввел другой представитель гештальтпсихологии Р. Арнхейм, высоко ценивший исследования Вертгеймера. — 108 —
|