|
Естественное же вообще легко принимается и недемонстративной агрессии не вызывает, не дает на нее эмоциональных сил. Были и сложности, но гораздо менее страшные, чем ей ожидалось и вполне для нее приемлемые. Она оставалась помолодевшей, словно влюбленная. "Словно вновь родилась!". Через два месяца после ее записи - “Я не верю Вам, доктор” от ее симптоматики давно ничего не осталось (даже вегетативных неполадок (!), которые обычно очень инертны и тянутся длинным хвостом). Она была вся в житейских, семейных и производственных проблемах, которые ее радовали, она знакомилась с открывающимся. Через два месяца, уже более месяца чувствуя себя здоровой, она и обнаружила на письменном столе открытые, словно специально положенные стихи сына о героизме и честности в “наше безумное время” самоубийства. Эти стихи поставили перед ней первую действительно сложную проблему из тех, от которых ее берегла, заслоняла болезнь и готовые на все случаи правила. Написанное в стихах было непонятным, она в своем опыте таких проблем не имела и таких вопросов не решала, но теперь отмахнуться “мал еще” - уже не могла. Сын вырастал. Матери надо было понять его и, поняв, помочь. Помочь подчинить свою жизнь и разум сердцу. Всему тому, что он любит. Целям, которые ему необходимы. А не абстрактной “логике”, доказывающей, что “все суета сует и бессмыслица” и требующей отказа от жизни, вопреки желанию жить. Правила, которые, как и для мамы были опорой для подростка, столкновения с его вопросами не выдерживали. Он оставался без опоры, которую в любых сложностях могут дать не гарантии и смыслы, а одна только жажда жить, утверждать, реализовать себя, свое любимое во что бы то ни стало. Ведь твое любимое - плод и выражение осознанных и неосознанных нужд очень многих, любивших тебя и вкладывавшихся в тебя людей. Твое любимое - осуществление в тебе чаяний всего человечества, всей истории, радости и страданий людей. Утверждая себя, ты, чаще не ведая того, утверждаешь общечеловеческое. Отказываясь от реализации своей любви, от самореализации, мы отвергаем не только человека в себе, но и зачеркиваем жизнь всех, кого мы любили, кто нас любил, зачеркиваем Наше Человечество. Проблема, которую поставили стихи сына, самой матерью так долго и методично в разговорах “по душам” подчиняемого порядку, что он, наконец, забыл, что не он -для порядка, а этот порядок - для него, забыл, что он просто хочет жить, что наркоман ему жалок, что красть мотоцикл, как и вообще красть он вовсе не умеет и не хочет уметь, что даже палец он старается не обжечь, тем более не хочет сжечь себя, наконец, что он хочет жить как человек, быть человеком и оставить себя будущему, подготовив для него лучшие, чем теперь, условия для осуществления людьми себя самих... Проблема сына для матери требовала понимания причин возникновения у него такой проблемы. Требовала нелегкой переоценки последствий своей жизни, подчиненной потребности в сохранении привычного стереотипа как высшей ценности. — 221 —
|