|
Во многих произведениях болгарской литературы поражает любование телесными играми, возней детей, красотой их тела. И эта телесность болгарской культуры объясняет, с точки зрения Г. Д. Гачева, то, что в произведениях болгарских писателей так много тем, связанных с рождением, а не смертью, подведением итогов жизненного пути, как в русской литературе: «Болгарин слишком сильно ощущает земное бессмертие: в телах детей, родни, матери и дома, — и мысль о бессмертии именно души, упование ему не нужны» [21, 105]. Предмет исторической психологии — конкретно-исторические особенности потребностно-мотивационных и познавательных процессов людей разных исторических эпох. В тесном контакте с историей и другими дисциплинами она пытается реконструировать образ мира людей, от которых остались лишь тексты разного рода — рукописи, произведения искусства, оружие, предметы быта и т.п. Это очень сложная задача. И тем не менее некоторые историки, для которых в истории человечества наиболее интересна повседневная жизнь людей и их психология, не один раз пытались решать подобные задачи в своих трудах, посвященных в основном человеку средневековой Европы. К примеру, известнейший голландский историк культуры И.Хёйзинга, пытаясь реконструировать формы мышления средневекового человека в его повседневной жизни, обнаружил следующие их особенности. Одна из них — редчайший формализм средневекового мышления: «Всякое представление очерчивается незыблемыми границами, остается изолированным в своей пластической форме, и эта форма господствует» [134, 283]. Как смертные, так и повседневные грехи подразделяются в соответствии с жесткими правилами; правовое чувство непоколебимо, словно стена: при вынесении приговора придают решающее значение формальному составу преступления — судят преступление, а не преступника. Вера в неукоснительное воздействие произнесенного слова (благословения, заговора, проклятия и т.п.) огромна. При всяком серьезном доказательстве прибегают к ссылкам на тексты в качестве опоры и исходного пункта (цитируют Библию, произведения древних авторов, речь насыщена пословицами как сентенциями, понятными всем). 37 Й.Хёйзинга отмечает также чрезвычайную чувствительность средневекового человека к поруганию чести. Процедура восстановления поруганной чести включает особый церемониал. Правильным считается все, что устоялось, поэтому неукоснительно соблюдаются все правила придворного этикета, различные церемонии и т. п. Формализм мышления сочетается с отсутствием критицизма и легковерием, невозможностью отличить существенное от поверхностного. Надо отметить, что историческая психология находится в самом начале своего оформления как психологическая дисциплина, и одна из основных ее проблем — проблема методов изучения текстов с целью реконструкции психологии создававших их авторов и их современников. — 33 —
|