В самом деле, положим, что мне неизвестно, есть у этой задачи решение или нет. На этот вопрос я не могу ответить до тех пор, пока не начну работать. Мне необходимо решить, стоит ли приступать к этой задаче или, быть может, лучше перейти к рассмотрению другой задачи, которая, как мне известно, имеет решение. Возможно, я откажусь от решения задачи с неопределенным исходом; возможно, я сочту для себя более разумным лучше применить свои силы. Но если я все-таки намерен “решать“ и выбрал для себя направление поиска, то я уже не должен терять веру в саму возможность решения, не волен под грузом первых трудностей менять направленность поиска; иначе говоря, я должен поступать так, как если бы мне было достоверно известно, что задача имеет решение и на избранном мною пути меня ожидает успех. Из сказанного ясно, что и сам по себе факт предпочтения задач с неопределенным исходом, и проявляемая личностью устойчивость в реализации стратегии решения этих задач — составляют предпосылку расширения сферы как индивидуального, так и общественного сознания. Презумпция существования решения выступает в качестве специфического признака познавательной активности личности. Итак, гипотетически мы выделяем некоторые новые проявления активности личности в познавательной деятельности — “тенденцию к автономии при решении задач“, “готовность к пересмотру собственных решений“, “презумпцию существования решения“. Что же лежит в основе отмеченных познавательных проявлений? Гипотеза, выдвигаемая здесь, состоит в том, что “субъект-объектная“ ориентация (построение адекватного образа предмета) при разрешении проблемных ситуаций, мыслительных задач и т. п. образует лишь один из аспектов познавательной деятельности. Другой аспект — “субъект-субъектная“ ориентация как направленность личности на выявление, проверку и реализацию своих познавательных возможностей (построении адекватного образа самого себя — “образа Я“). Иначе говоря, в условиях решения личностью мыслительных задач возникает особая — личностная — задача. Возникновение этой второй задачи является специфическим выражением присутствия в деятельности познавательного мотива. Вторая задача создает дополнительное побуждение к осуществлению деятельности и придает ей характер личностной значимости, делает её внутренне мотивированной. В том случае, если нет рождающейся в деятельности второй задачи, на наш взгляд, нет и собственно познавательного мотива. Эта вторая сторона деятельности, не всегда осознаваемая самим человеком, составляет задачу самопознания, самовыражения, самооценки. “Решение“ второй задачи не является целью или подцелью решаемой мыслительной задачи. Они лежат как бы в разных измерениях: первая — в субъект-объектном, вторая — в субъет-субъектном. И тем не менее, как можно предположить, они связаны. Не случайно процесс решения первой задачи вызывает к жизни вторую задачу. И, наоборот, появление второй, личностно ориентированной задачи, влечет за собой постановку новых, не требуемых ситуацией, мыслительных задач. — 81 —
|