Неизведанное Я

(I) Классический сценарий, описанный Фрейдом.

Ревнивый отец видит в сыне соперника и антагониста, представителя и исполнителя сексуальных табу. Отказывая сыну в его сексуальных потребностях, он отвергает и его нарциссические потребности, ибо во время второго периода созревания мальчику хочется казаться взрослым, хочется, чтобы его признали как мужчину. В этот период главное – именно мужественность, а не сексуальное удовлетворение. И, не признавая сексуальных прав сына, отец отказывает ему в праве быть мужчиной.

Здесь отец, к которому мальчик обращается за пониманием и подтверждением его мужественности, фактически олицетворяет жесткую, неподдающуюся материнскую грудь, точно так же не отвечая на потребности ребенка. Но такой отец, не делящийся с сыном собственным либидо, авторитарный и жесткий, неизбежно вызовет в ответ агрессивные чувства в свой адрес. У сына возникает желание напасть на отцовский пенис и отобрать его. Кастрационный комплекс в этом случае весьма реален по принципу "если мне это не дают, я отберу, оторву, отрежу, возьму себе и вберу в себя всю его силу". Однако поглощенный, интроецированный пенис, то есть сам отец, станет новым источником страха и раскаяния, вызывая двойственное чувство агрессии и подчинения одновременно; типичная ситуация Эдипова комплекса возникает вновь и остается на этот раз неразрешенной. Можно принять во внимание, что до некоторой степени это как бы повторение младенческих орально- каннибалистских садистских импульсов, когда младенцу приходилось атаковать жесткий, неподдающийся сосок, чтобы добыть из него либидо, но теперь эти импульсы переносятся на отца. И как мать казалась малышу страшной ведьмой, так и отец сейчас представляется мальчику в его предсознательных фантазиях в виде угрожающего страшного монстра, весьма живо описанного Фрейдом; Фромм также говорил об этом в своих исследованиях по поводу авторитарной семьи и авторитарной личности.

(II) Согласно второму сценарию авторитарный отец отступает перед гневными протестами сына против того, что его отвергают. Он понимает потребности мальчика и старается смягчить его агрессивность. Периодами между ними возникают чувства привязанности и взаимопонимания, как бы ритмичное чередование агрессивности и любви, отчего мальчик ощущает гордость за свою настойчивость и агрессивную силу. Он чувствует, что на самом деле отец не по-настоящему отвергает его или обижается на его гневные протесты, а понимает его и отвечает на его потребности, если они выражены достаточно настойчиво. Вот как описывает это У.Р. Бион (своим довольно сложным языком), говоря о взаимоотношении мать-дитя: "Младенец проецирует на материнскую грудь свою тревогу, все свои зарождающиеся примитивные, конкретные элементы. Если мать способна вместить, удержать его проективную идентификацию, она бессознательно перерабатывает эти проекции и адекватно реагирует на потребности младенца. Если это происходит, младенец может вновь интроецировать свои проекции, смягченные материнским чувством, и таким образом может интроецировать грудь как некий сосуд, способный успокоить его тревоги. Таким образом формируется основа для того, чтобы он сам смог справляться с тревогой".* Другими словами, мать или отец реагируют на потребности ребенка, даже если они выражаются в агрессивной форме (а агрессивность, как я уже не раз говорил, есть всегда реакция на тревогу.) Когда родители понимают, что агрессия ребенка – это реакция на их жесткое отношение, они способны ответить на нее положительно. В этом случае агрессивные импульсы ребенка не блокируются чувством вины и удвоенной тревогой, что он может лишиться родительской любви.