|
В другой группе (смерть матери, болезнь в семье, трудное материальное положение) младенцы были помещены на различные периоды времени (от нескольких месяцев до нескольких лет) в Дома младенцев. Об этих младенцах заботились интеллектуальные, опытные, высокообразованные медсёстры, которые умело распределяли еду, одежду и физическую заботу, необходимые детям. Однако на сорок пять младенцев имелись только одна главная медсестра и пять медсестёр-помощниц. Ни одной минуты не тратилось впустую для игр или разговоров. В то время как младенцы в тюремной детской были эмоционально вовлечены и оживлены, физически развивались, «подкидыши» лежали в своих кроватках в оцепенении (ступоре), смотрели в никуда, до тех пор, пока не увядали, а многие из них умирали. Выживали те, кто имел большую физическую способность восстанавливать свои силы. Они испытывали отчаянный «голод» в отношении прямого человеческого контакта, развлекаясь в часы бодрствования переплетением своих пальцев перед глазами, как если бы глаза и руки были заняты каким-то значащим диалогом. Большинство младенцев, которые были подкидышами, начиная с рождения, никогда не испытывали человеческую привязанность, не могли оправиться даже после того, как Спитц организовал специальное окружение, призванное обеспечить их душевным (один-на-один) вниманием и заботой. Примечательно, что некоторые из лишённых привязанностей младенцев были ещё способны ответить на приглашение к диалогу, но их начальные контакты с добрым, отзывчивым воспитателем пробуждали у них интенсивное и неуправляемое беспокойство, они реагировали насилием, редко наблюдаемым у детей. Младенцы рвали свою одежду и простыни в клочки, кусали других детей в детской и вырывали свои собственные волосы горстями. Специалисты были озадачены вопросом, почему и как на младенцев воздействует потеря матери. В 70-х годах прошлого века Гарри и Маргарет Харлоу начали исследовать эту и связанную с ней проблемы в своей лаборатории приматов в Университете штата Висконсин. Некоторые детёныши в их лаборатории воспитывались без матери, другим вместо настоящей матери подкладывали манекен (на проволочный каркас натягивалась шкура, за которую детёныш мог держаться; в шкуре были проделаны отверстия для сосков, через которую обезьянка получала пищу; голова этого манекена весьма отдалённо походила на голову живой обезьяны). Как только молодняк подрастал, ставился опыт с целью выяснить, как поведут себя обезьянки в сложной, или экстремальной для них ситуации. В клетку впускалось нечто ужасное – механический медведь, оглушительно бьющий в барабан. Реакция малышей на это гремящее «чудовище» оказывалось совершенно различной. Те, кто воспитывался без мамы, в ужасе забивались в угол и замирали там в беззащитном отчаянии. Те, кто воспитывался с искусственными мамами, тоже пугались, бежали к своей «маме» и прижимались к ней. Через некоторое время они, однако, в отличие от обезьянок-сирот успокаивались, начинали наблюдать за пугающим предметом, потом подходили к нему, трогали его и, наконец, начинали разбирать игрушку. Иными словами, чувствуя за спиной даже искусственную мать, они находили в себе силы преодолеть страх, на смену которому приходило естественное желание познать новое и неизвестное. Позже, когда обезьянка переросла искусственную маму, опыт повторили, но на этот раз манекен упаковали в полиэтиленовую плёнку. Результат оказался прежний. Обезьяна, выросшая в изоляции, панически забилась в угол. Обезьяна, постоянно находившаяся рядом с искусственной мамой, взяла в охапку манекен и понесла с собой свою «уверенность», чтобы под её защитой изучить бьющего в барабан медведя. — 41 —
|