ШИЗОФРЕНИЯ ЖИВЁТ ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ Давайте всё же вернёмся обратно в концентрационный лагерь и опять в то страшное время, когда вдруг недавно здоровые, честные и успешные борцы за коммунизм (часто самого высокого общественного положения) начали испытывать на себе симптомы шизофрении – дезориентацию в пространстве, месте и времени, впадать в бред и членовредительство, поедать отбросы всякого сорта. Только теперь поближе к столице «самых счастливых людей на свете», в Тайшетлаг и Озёрлаг. Кстати, постоянно говорить не то, что думаешь, жить с тем, кого ненавидишь, но целуешь ему ручки и прочее, раздваиваться между тем, что хочешь и не можешь иметь – это и будет неуклонная дорога к Ш. или уже сама Ш. (А. Менегетти «Клиническая онтопсихология» – Пермь: Хортон Лимитед, 1995. – 470 с.). Тот самый мученик Борис Дьяков, который совершил дважды героический подвиг: сначала выжил (хотя не полагалось), а потом написал для всех остальных (и даже напечатал), – нам завещал не терпение, а знание – как избежать превращения разумных людей в шизофреников («Повесть о пережитом. – М.: Сов. Россия, 1966. – 264 с.»). Уже вначале читаем: «Как мы измолчались! – болезненно думал я. – Неужели никогда не сможем рассказать о себе и никто не узнает о наказанных без преступления и о преступниках без наказания?.. И меня вправду будут считать справедливо осуждённым?.. Это же чудовищно: я – участник троцкистской группы Варейкиса?!» Бывший до лагеря опорой режима командир корпуса Тодорский делился своим горем: «Когда после приговора меня привезли в Бутырку, все в камере горячо поздравляли: вырвался, мол, из петли!.. Вскоре отправили на север… Был я грузчиком на пристани Котлас, землекопом на стройке шоссе. Вместе со мною оказались там замечательные люди: учёный-микробиолог Павел Феликсович Здрадовский, сердечный человек!.. Академик из Киева Шаблиовский Евгений Степанович… был он директором Шевченковского института… ну и всем известный писатель Остап Вишня». В том воспитательном учреждении по «перековке» людей разрешали иногда даже читать газеты. Но это и приводило немалое число людей, не сумевших примириться со страшной реальностью, к самоубийствам: «С ненасытностью вконец изголодавшегося человека принялся я листать газеты. Находил фамилии друзей, товарищей по работе, узнавал, что творилось в мире, пока я сидел в тюрьме, чем жила страна… Возникало странное и страшное чувство: у себя на родине ты мучаешься смертельной тоской по родине! Со времён Софокла не было на арене человечества подобной трагедии…» — 24 —
|