Методологический анализ в психологии

Подытоживая рассуждение о диалогической парадигме, можно сказать, что она создала не просто новое «упо­вание», а как бы изнутри преобразила саму эту категорию упования Под «упованием» мы до сих пор имели в виду тот процесс на полюсе пациента, стимулируя, вызы­вая, фасилитируя который психотерапевт мог рассчи­тывать на достижение психотерапевтических результатов, но с воцарением диалогической парадигмы само это представление о двух отдельных, хоть и взаимоперепле­тенных процессах — процессе психотерапевтического воз­действия и неком продуктивном психическом процессе в самом пациенте — претерпевает изменения. Психоте­рапевтический процесс начинает мыслиться не как вза­имодействие, сочетание, связь двух букв, например «м» и «ы», а как жизнь целостного слова «мы», которое не разлагается на части без потери смысла Когда Милтон Эриксон (1995) обещает пациенту: «Мой голос будет с вами», — он тем самым лишь явно выговаривает то, что реально происходит не только в эриксонианской тера­пии, но и в любой другой. Психотерапия не влияет на сознание пациента так, чтобы мы отдельно могли ка­ким-то образом зафиксировать психотерапию, отдельно сознание, и затем оценить, как сознание изменилось пос­ле психотерапии. Психотерапия и сознание взаимно опосредуют друг друга, соединяются своими кровеносными системами так, что никакой «психотерапии» после встре­чи с этим пациентом не существует, а существует толь­ко реальный психотерапевтический случай именно с этим пациентом. Равно как и не существует никакого «созна­ния пациента» после психотерапии. Коль скоро психоте­рапия состоялась (в том смысле, в котором можно сказать, состоялась ли Поэзия в этом стихотворении), сознание пациента вобрало в себя голос, личность, мысль, — сло­вом, дух совершившейся психотерапии

Конечно, и внутри самой диалогической парадигмы неизбежны эксцессы натуралистического мышления и адекватного ему механического действования, и тогда упование психотерапии вновь начинает растягиваться по отдельным полюсам. Тогда на полюсе пациента обнару­живается «внутренний диалог», организация, стимули­рование и усовершенствование которого и мыслится, собственно, как процесс, обеспечивающий психотера­певтический результат. На другом полюсе, который мо­жет быть представлен радикальными адептами НЛП, упование вообще перетягивается на действия терапевта, так что любой неуспех терапии квалифицируется просто как неумение или ошибка психотерапевта. Тем самым неявно утверждается предельная вера в технологию, ко­торая, нивелируя сразу две личности — и терапевта, и пациента, объявляется принципиально самодостаточной и стопроцентно гарантирующей успех, если соблюдены все операциональные инструкции. Разговоры о каких-то тайнах и глубинах личности психотерапевта и личности пациента, которые могут вопреки технологии сказать свое последнее слово, иронически объявляются с позиций радикального коммуникативного техницизма нелепым оправданием собственной неумелости, равносильным ссылкам механика, неспособного отремонтировать авто­мобиль, на «капризы» двигателя (Бандлер, Гриндер, 1995).