|
В каком бы из полей ни материализовалась мысль о роли идеальной формы в процессе развития человека, она от этого не тускнеет. Это может быть поле сил благодати, поле культуры, поле духовности, поле сознания, поле хронотопа, семантическая вселенная, ноосфера, наконец. Важно, чтобы между полем и человеческим существом был двусторонний обмен, двусторонняя "духопроводность", как в случае Абсолюта В. С. Соловьева, или чтобы она была в человеке. Отождествление, аналогия, редукция, при всей их эвристической полезности, — это все же временные методологические или исследовательские приемы. Рано или поздно между сопоставляемыми явлениями вклиниваются новые, которые могут как подчеркивать близость первых, так и показывать несводимость одного к другому. Приведем размышление О. Мандельштама о реальной жизни дантового деятельного поля поэтической материи. Это размышление подчеркивает принципиальную сопоставимость идеальной формы Л. С. Выготского с динамически преформированной морфой А. Г. Гурвича. У поэта речь идет о композиции, но ведь о ней же идет речь и у ученых. У первого — о композиции-становлении духовного организма, у второго — о композиции-становлении телесного. Вчитаемся в слова поэта: "...если б мы слышали Данта, мы бы нечаянно окунулись в силовой поток, именуемый то композицией — как целое, то в частности своей — метафорой, то в уклончивости — сравнением, порождающим определения (ср. с порождающими функциями силовых линий биологических полей. — В. З. и Е. М.) для того, чтобы они вернулись в него, обогащали его своим таяньем и, едва удостоившись радости становления, сейчас же теряли свое первородство, примкнув к стремящейся между смыслами и смывающей их материи" [9, с. 218—219]. О. Мандельштам пишет, что вещь возникает как целокупность в результате единого дифференцирующего порыва, которым она пронизана. Ни на одну минуту, — добавляет поэт, — она не похожа на себя самое. Дальше следует и вовсе замечательное: "Если бы физик, разложивший атомное ядро, захотел его вновь собрать, он бы уподобился сторонникам описательной и разъяснительной поэзии, для которой Дант на веки вечные чума и гроза" [9]. Не похожи ли наши усилия на усилия воображаемого поэтом физика, когда мы разлагаем личность на свойства, а потом пытаемся вновь сложить ее из них? Необходимо подчеркнуть мысль О. Мандельштама о неоднородности силового потока, о наличии хотя и единого, но вместе с тем дифференцирующего порыва. Это в равной степени должно относится к "идеальной форме", к "семантической вселенной", к "целостной коллективной психике", к "ноосфере" и, наконец, к целостности духовной жизни индивида. При всем своем, скорее всего желаемом, единстве и целостности они вполне структурны и дифференцированы одновременно, в чем состоит главная трудность их анализа. Одно дело постулирование этих образований (явлений? сущностей? сил? полей?), другое — изучение их роли в формообразовании органов, организмов, сознания, личности. И здесь мы должны с оптимизмом сказать, что культурно-историческая психология уже приняла этот вызов. Это сделал Б. Д. Эльконин, который разделяет положение Л. С. Выготского и Д. Б. Эльконина о том, что идеальная форма, образ взрослости является центральной категорией, задающей целостность детства. Приняв это положение, он поставил новую задачу перед школой Л. С. Выготского и перед самим собой... необходимо переходить от исследования и конструирования разных форм опосредствования к исследованию и — 301 —
|