Существует фундаментальное различие между социальной реальностью в литературных произведениях, написанных до и после восемнадцатого столетия. «Реальность», предполагаемая западной литературой от «Илиады» (725 г. до н. э.) до «Потерянного рая» (1667) является по сути идеализированной «реальностью», отражающей только меняющиеся интересы привилегированных классов. Возникновение нового и хорошо образованного среднего класса в течение XVIII столетия постепенно привело к формированию новых представлений о вкладе богатства и социальной ответственности. Начало того, что можно описать как «социализм», радикально изменило способ восприятия социальной реальности. «Молл Фландерс» Дефо (1722) является одним из первых романов, демонстрирующих очевидный интерес к социальной реальности, имеющей широкую основу. Этот интерес постепенно становится доминирующим не только в английском романе, но также и в западном сознании. Дилеммы и вызовы, заложенные в «глубинной структуре» литературных текстов, написанных до XVIII столетия, — «коллективные»: они отражают коллективные интересы, а не «личные» интересы их авторов. Великие трагедии Шекспира не отражают личных тревог и забот. Это не означает, что у людей не было представления об их «индивидуальности» до XVIII столетия. Оно у них было: в дошедших до нас произведениях Сафо, блаж. Августина, Петрарки и Челлини присутствует осознавание автором своей отдельной личности. Но их способ исследования скорее философский, чем психологический. Блаж. Августин, например, утверждал, что его «внутреннее бытие было домом, разделенным внутри себя» («Исповедь», VIII, 8), но он анализировал эти прозрения только в терминах религиозной традиции. Хотя его переживания были совершенно автономными, интерпретировать их он мог только с коллективной точки зрения. Его сознание — как и у Сафо, Петрарки, Челлини, и даже Шекспира — было ограничено его представлениями о геоцентрической вселенной и «пирамидальной» социальной структуре. Только когда эти представления стали исчезать, в течение XVIII века появились авторы, способные свободно исследовать собственные внутренние переживания, т. е. собственную индивидуальность. В «Потерянном рае», хотя и можно некоторые атрибуты Сатаны отнести к Мильтону, вряд ли можно определить Сатану как личную тень Мильтона. Напротив, хотя психологические смыслы романа Ричардсона связаны с коллективными интересами, мистер Б. сам по себе вряд ли может быть определен как коллективный образ тени. Только в отношении к современному читателю его можно было бы так определить. По отношению к роману он персонифицирует «личную тень» Ричардсона. Это открывает нам вторую причину того, почему период 1675 — 1800 годов является таким поворотным пунктом. — 130 —
|