|
И все же: что может делать человек, который, прочтя эту книгу и заинтересовавшись ее содержанием, решил сделать психологию своей профессией и изучил ее на факультете психологии одного из университетов? Об этом я тоже обязательно скажу, но только в последнем рассказе. Галлюцинация – У меня вчера была галлюцинация: я так перепугалась, что плохо спала всю ночь, – сказала мне больная. – Вхожу вечером в комнату и вижу: в лучах луны стоит какой‑то человек. Я удивилась – кто бы это был? Подхожу ближе, а это мой халатик висит на стене, а вверху шляпа. Вот тогда я перепугалась еще больше: раз у меня галлюцинация, значит, я тяжело больна. А пугаться‑то было нечего. Это была не галлюцинация, а иллюзия, то есть неправильное, искаженное отражение реального предмета. Халат и шляпа показались человеком. Другое дело – галлюцинация. Это уже болезненный, или, как говорят, патопсихологический симптом. «Галлюцинации – это чувствительный образ, непосредственно не зависящий от внешних впечатлений и вместе с тем имеющий для галлюцинирующего характер объективной реальности», – так определял их в 1880 г. выдающийся русский психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский, автор первого, ставшего классическим, исследования этого явления. Галлюцинации (по зарисовкам, сделанным больными‑алкоголиками) Во время галлюцинации человек ничего не воспринимает. Это след ранее бывших восприятий, болезненное представление, возникающее в сознании. Галлюцинации – это сон наяву. Человеку кажется, что он видит или слышит то, чего нет, он может ощущать отсутствующий запах и даже чувствовать прикосновение. При этом, обычно закрыв глаза, он продолжает видеть, а заткнув уши, слышать. Таков ли мир, каким мы его воспринимаем – Что здесь нарисовано? – спросил я своих молодых друзей, показав им вблизи рисунок, взятый, как некоторые другие, из альбома «Обман зрения», составленного в 1924 г. Яковом Исидоровичем Перельманом. На рисунке был изображен увеличенный в десять раз участок автотипии – отпечатка с типографского клише. Общее мнение свелось к тому, что это точки и пятна. Но когда я предложил посмотреть на рисунок издали, все увидели часть женского лица с глазом. Моей целью было показать, насколько меняется восприятие от точки зрения не в переносном, как при апперцепции, а в буквальном смысле слова. – Но если точка зрения и микроскоп меняют восприятие, если дальтоник видит мир не таким, как я, если иллюзии и мне искажают восприятие, так, может быть, мир действительно какой‑то иной, который знают только поэты, – мечтательно сказала одна из девушек. — 70 —
|