|
Самый крупный физиолог XVIII века ? Галлер ? вводит такие понятия, как мышечная сила, нервная сила, «темные (неосознанные) восприятия». Они указывали на свойства организма, столь же доступные объективному изучению, как и другие атрибуты материи. Правда, за пределы сенсомоторного уровня, к высшим проявлениям работы организма богобоязненный швейцарец Галлер выйти не отважился. Это стало делом французских философов. Первым выступил Ламетри, ставший на путь самоотверженной борьбы с верой в бессубстратное сознание. Разделение рефлекса и принципа материальной обусловленности поведения Ламетри считал себя преемником Декарта, полагая, будто разграничение последним двух субстанций представляло всего лишь «стилистическую хитрость», придуманную для обмана теологов. Вдохновленная идеями Декарта-физика работа по изучению органических основ поведения не прошла для философского материализма даром. Распространив (в своем посвященном Галлеру трактате «Человек ? машина», само название которого звучало как боевой лозунг) принцип машинообразности на человеческое поведение, Ламетри свел картезианское «мышление» к телесной субстанции, понятой не столько по-декартовски, сколько по-галлеровски. Галлер в объяснении свойств организма не решился идти далее признания за материальным телом способности ощущать и реагировать. Мышление и волю он по-прежнему относил к бессмертной душе. Но французские материалисты, исходя из сенсуалистических посылок («Нет ничего в мышлении, чего бы не было в чувствах», ? учил Локк), отстаивали иной взгляд. Они доказывали, что нет таких умственных процессов, которые живое тело не могло бы произвести в силу своей материальной организации. Этот вывод, для современной психологии аксиоматический, в XVIII веке означал бесстрашное разрушение тысячелетних догм, полемика вокруг которых приобрела в накаленной атмосфере предреволюционной Франции политический характер. И хотя естественнонаучный опыт еще не проник за пределы раздражимости и чувствительности организма, идеи французских материалистов побуждали к строго причинному объяснению всех психических функций безостаточно. Естествознание XVIII века еще не могло решить эту задачу. Но она была поставлена. Здесь, однако, назревала коллизия. У Декарта поведение телесной машины характеризовалось как сплошь рефлекторное (за исключением тех человеческих действий, иррегулярность которых ставилась в зависимость от непротяженной субстанции сознания). Полностью подчинялось рефлекторному принципу и вибрационное устройство Гартли. — 39 —
|