Попытку преодолеть это дуалистическое воззрение предпринял на философском уровне Спиноза в учении об единой субстанции. Применительно же к психологии человека он объяснял его сущность особым аффектом ? влечением, считая, что радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ее уменьшает. Он, отрицая случайность, как и свободу воли, придал детерминизму характер механического фатализма. Следующие две фазы механодетерминизма представлены в XVIII веке учениями английских (например, Гартли) и французских (Ламетри, Дидро, Кабанис) материалистов. Их предшественники, утверждая детерминизм применительно к «низшим» психическим функциям, считали высшие функции (разум, волю) имеющими качественно иную сущность. Их формулу можно обозначить как «человек - полумашина». На смену ей приходит формула «человек ? машина». Но хотя идея машинообразности сохранялась, представление о «машине» во все большей степени из модели становилось метафорой. Ни «вибраторная» машина Гартли, ни чувствующий и мыслящий «человек ? машина» Ламетри не имели никаких аналогов в мире автоматов. Машина органического тела становится носительницей любых психических свойств, ? какими только может быть наделен человек. Гартли мыслил в категориях ньютоновой механики. Что же касается французских сторонников детерминизма, то у них он приобретает новые признаки, знаменуя третью фазу в разработке детерминизма. Она имела переходный характер, соединяя механодетерминистскую ориентацию с идеей развития, навеянной биологией. Телесная машина становилась (взамен декартовой ? гомогенной) иерархически организованной системой, где в ступенчатом ряду выступают психические свойства возрастающей степени сложности, включая самые высшие. Четвертая фаза механодетерминистской трактовки психики сложилась в атмосфере крупных успехов нервно-мышечной физиологии. Здесь в первой половине прошлого века воцарилось «анатомическое начало». Это означало установку на выяснение зависимости жизненных явлений от строения организма, его морфологии. В учениях о рефлексе, об органах чувств и о работе головного мозга сложился один и тот же стиль объяснения. За исходное принималась анатомическая обособленность органов. Эта форма детерминизма породила главные концепции рассматриваемого периода: о рефлекторной «дуге»; о специфической энергии органов чувств и о локализации функций в коре головного мозга. Организм расщеплялся на уровень, зависящий от структуры и связи нервов, и уровень бессубстратного сознания. К картине целостного организма естественнонаучную мысль возвратило открытие закона сохранения и превращения энергии, согласно которому в живом теле не происходит ничего, кроме физико-химических изменений, мыслившихся, однако, не в механических, а в энергетических терминах. — 183 —
|