По контрасту со знанием индустриальной эпохи, в доиндустриальную не все признаки научности лежат в пределах содержания, а самые важные - эстетическая форма и моральная мотивация научного произведения-- отделены от информации, заключенной в нем. Приметы образовывающей науки сведены к ее носителю-тексту. По преемственности с наукой-образованием текст сохраняет центральное место в современных гуманитарных дисциплинах: <Гуманитарные науки - науки о человеке и его специфике, а не о безгласной вещи, ее естественном явлении. Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя (говорит), то есть создает текст (хотя бы потенциальный). Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитарные науки...> [Бахтин, 1986^, с. 477-478]. Текст - не просто объект изучения, но опора всей гуманитарной атрибутики: диалогизма, эмоциональной и ценностной включенности, искренности, рефлективности ученого. Гуманитарные занятия несут свою часть функций (исследовательских, комментаторских, критических, редакционных) в создании корпуса классических текстов, без которых не может возникнуть личность определенной культуры. Ядром нормативной (ориентирующей в ценностях) словесности является литература. Ее продолжают гуманизм, гуманитарность, человековедение. Так можно обозначить фазы перехода от книжной культуры к исследованиям культуры и ее носителей в XX в. Линия науки-образования продолжается под именем свободных искусств (средние века)'", моральных наук История и психология: века взаимодействия (XVIII в.), наук о духе (с 1870-х гг., преимущественно в германоязычных странах), гуманитарных наук (XX в.). До XIX в. история и психология в числе университетских дисциплин не значатся. Что касается души, то о ней учила религия; знания же о прошлом не могли выделиться в самостоятельный предмет познания, так как традиционное общество живет прошлым, слишком пронизано им, чтобы противопоставить его настоящему. <Наставницу жизни> чтут в кружках эрудитов, свидетельства прошлого собирают политики, хронисты, любители старины, придворные историографы, но для философа и ученого это занятие не первого разряда. Аристотель упоминает историческое повествование как вид искусства, уступающий по силе обобщения поэзии". Ф. Бэкон в <Великом восстановлении наук> (начало XVII в.) отводит истории важное место, но в духе Аристотеля подчеркивает некоторую воспитательную ущербность неприкрашенного изложения фактов по сравнению с вымыслом и необходимость дополнения гражданской истории поэзией". — 36 —
|