|
В античном искусстве есть высокие и низкие жанры. Высокий мимезис отделен от <низкой>, <вульгарной> мимети-ки народных исполнителей, актеров-мимов, которые занимают публику ужимками, сценками, подражательными действиями. М1цтц1с( - это копия, отпечаток, подражание, в том числе телесно-мимическое. Привкус балагана, сопутствующий этому слову, заставлял искать для серьезной художественной продукции иных обозначений. Средневековье выбрало среди греческих синонимов копии-подражания <EIK(OV> Развитие психики в истории (подобие по существенному признаку, икона). Новое время предпочло <imago>, <образ>, <Einbild>. Мимика же, оттесненная в низкий жанр, пантомиму, напоминает о тех временах, когда мир изображался не словом и кистью, а живым телом. Эти времена уже классическим векам представлялись смутно. Царские места в эллинском мимезисе эпохи Платона и Аристотеля занимали внятное, мелодичное слово, красиво изваянная скульптура и четкая мысль. Поток же безъязыких, непристойных, экстатических телодвижений впадал в олимпийское русло откуда-то извне, со стороны малоцивилизованных догреческих аборигенов Эгейи и социальных низов. Подражать бешенству, малодушию, женщинам, рабам, малолетним, ржанию лошадей, мычанию быков, шуму рек, реву морей, грому и тому подобному для человека со вкусом и достоинством неприлично. Образцом эстетической завершенности исполнения в Греции была триединая хорея (музыка, пение и слово). Можно понять, что таким способом поддерживался ключевой ряд культуры, живое человеческое тело с его главными способностями. Равновесие этих элементов значило для древних греков многое, оно давало завершенный образ мира, бывший, как убедительно показал А.Ф. Лосев, пластическим, не допускавшим разрыва содержания и формы, чувственности и абстракции. Всякое художественное приведение для древнего грека есть в конечном счете человеческое тело, либо <данное фантастически, либо представляемое и называемое>. Пластическая цивилизация небесконечного человеческого пространства-времени, разумеется, дорожила этим собранным, хорошо оформленным единством человека и препятствовала разработке взятых порознь способностей или качеств. Наилучший мимезис - тот, который подражает оригиналу-образцу, всеми имеющимися у человека способностями и возможностями. Именно поэтому музыка без слова и танца годится разве что для маршировки и подражания зверям. Насколько подобного рода искусство весьма пригодно для скорой и без запинки ходьбы и для изображения звериного крика, настолько же это искусство, пользующееся игрой на флейте и на кифаре независимо от пляски и пения, полно немалой грубости. Применение отдельно взятой игры на флейте и на кифаре заключает в себе нечто в высокой степени безвкусное. Так рассуждает Платон. Собственно, это каноническое триединство рефлексивно отражало синкретизм первобытного — 280 —
|