|
Судя по тому способу, которым Султан развертывал моток проволоки, можно предположить, что канат должен был быть стащен, но что во второй раз место, за которое следовало схватиться, было взято слепо и совершенно не сообразуясь со структурой, объективно на этот раз даже в противоречии со структурой. В отношении усердной Раны подобным сомнениям нет места (23. IV). Канат четыре раза обмотан вокруг поперечной балки (при этом изгибы несколько более туги и теснее прилегают друг к другу), отдельные изгибы не перекрещиваются и не соприкасаются. Рана замечает, цель, тотчас же взбирается на гимнастический снаряд, повисает на руках на поперечной балке там, где свешивается канат и как бы делает совершенно очевидные намеки на движения раскачивания по направлению к цели. Тотчас же вслед за этим она начинает тянуть канат книзу, но хватает его совершенно вслепую, поддевает самый верхний кусок, который в виде петли закинут на крюк и, когда последний не поддается и только петля в крюке немного двигается туда и сюда, Рана явно делает попытки снять петлю. Это не удается, и Рана принимается за свободный конец, правильно перебрасывает его через балку один раз, потом, после некоторой паузы, еще раз и быстро достигает того, что канат свободно свешивается вниз; она тотчас же делает попытки раскачаться по направлению к цели, однако много раз не достигает ее, так как расстояние слишком велико, и снова берется за работу над орудием. Единственное, что еще можно изменить, это прикрепление петли, и действительно, Рана перестает работать не раньше, чем петля снята с крюка: по-видимому, несколько озадаченная, когда канат оказывается со- 'Имея в виду предыдущее изложение, можно вывести заключение, что следует экспериментировать лишь с животными, находящимися в бодром состоянии; однако, это почти само собой разумеется. 133 вершенно свободно висящим в ее руке, Рана втаскивает его наверх, на поперечную балку, и медленно обматывает его вокруг своей шеи. Поскольку Хика и Рана в этой ситуации стараются привести канат в такое положение, чтобы он был годен к употреблению, постольку опыт окончился положительно. Однако, вместе с тем, убеждаешься на опыте, что подлинно критическая часть задачи заключается не в этом, но в овладении структурой «канат-балка». Хика могла быть слишком нетерпеливой для того, чтобы в должном порядке размотать канат; однако, если посмотреть, как Рана оперирует с канатом в начале и к концу опыта, то можно предположить другую возможность. Рана обращается с намотанным канатом не так, как если бы она воспринимала ход изгибов с наглядной ясностью, в то время как взрослый человек, несмотря на изгибы, с полной отчетливостью воспринимает канат от начала до конца. Рана ведет себя так, как мы в том случае, когда видим спутанные нитки. Как мы, когда свободные концы сразу не бросаются в глаза — а мы слишком горячимся для того, чтобы проследить в отдельности каждую нить, — наугад хватаем и дергаем иногда, чтобы распутать клубок, — точно такой же вид у Раны, когда она хватает изгибы каната; у Хики, кроме наверно имевшейся налицо суетливости, мог действовать тот же самый фактор. Таким образом, было бы возможно, что для шимпанзе эта относительно простая конфигурация уже начинает становиться «спутанной», оптически непонятной в том же смысле, как и для нас сильно неупорядоченные соединения (сбившиеся нитки или проволока, а для автора даже сложенные стулья для лежанья). Этому не противоречит то, что Рана, между тем, довольно быстро приводит канат в висячее положение, так как ее движения при этом совершенно лишены убедительной уверенности, не кажутся «планомерными» по отношению к ходу изгибов, и невольно складывается впечатление, что удача отчасти представляет собой дело счастливого случая. То, что Султан, хотя и в сонном состоянии, тянет канат как раз противоречиво структуре, усиливает подозрение, что схватывание сложных форм не удается шимпанзе в той же мере, в какой оно удается человеку.1 — 92 —
|