Однажды при подобных условиях (запрещение строить самому) случилось даже так, что Султан — когда Грандэ, поставив два ящика один на другой, не достигла цели и не знала, как помочь себе, — не мог больше продолжать пассивной роли зрителя, быстро притащил к самой постройке третий ящик, находившийся до этого примерно на расстоянии 12 м, и после этого опять уселся, как будто это само собой разумелось, в качестве зрителя, хотя наблюдатель ни словами, ни движениями не напоминал ему о запрещении. Не следует ошибочно представлять себе это явление, как и все, что идет в таком же направлении: то, что заставляет Султана делать нечто подобное, не есть желание помочь другому животному, по крайней мере, это не является главной причиной. Если видеть, как он перед тем сидит и следит за каждым движением другого животного, занимающегося стройкой, глазами, а часто и незначительными зачаточными движениями руки и кисти, то не остается никакого сомнения в том, что происходящее по существу и в высшей степени интересует его, и что он тем в большей 180 степени, так сказать, «внутренне содействует», чем более критическим является положение. «Помощь», которую он моментами действительно оказывает, есть ничто иное, как увеличение того «содействия», на которое все время были намеки; таким образом, интерес к другому животному в лучшем случае мог действовать при этом, как совершенно второстепенный фактор, особенно у крайне эгоистичного Султана. Во второй части этих исследований будет показано, как далеко может идти этот вид «содействия», и как оно принудительно овладевает животным, когда последнее наблюдает задругам, воздвигающим постройку (срав. на табл. VII впереди оживленное поведение консула в момент наивысшего напряжения; само собой разумеется, что на движущейся кинема-тограмме это видно гораздо лучше). Ведь мы все знаем нечто подобное: если кто-нибудь, благодаря длительному упражнению, очень хорошо владеет каким-либо видом работы, ему трудно спокойно наблюдать, как другой неловко проделывает эту работу: «у него чешутся руки» вмешаться и «сделать дело». Так же и мы, по большей части, далеки от того, чтобы желать облегчить другому работу исключительно из чистой любви к ближнему (наши чувства к нему обычно моментами даже холодны), стольже мало мы ищем в работе внешней выгоды для себя, работа сама по себе могуче притягивает нас. Иногда мне кажется, что шимпанзе в отношении таких незначительных черточек, которые ведь нельзя трактовать слишком интеллектуалистически, еще более похож на нас, чем в области интеллекта в узком смысле этого слова. (Прекрасным примером является то, что животное, подвергшись наказанию, передает его другому, нелюбимому животному: так, например, нередко Султан передает его Хике). — 127 —
|