|
Здесь мы снова возвращаемся к проблеме обезболивания. Отсутствие боли — это тоже вид боли. Люди, которые испытывают нормальную боль повседневной жизни, выдерживают также и боль судьбы. Если же человек пытается всеми правдами и неправдами избегнуть боли судьбы, боль приходит к нему другими, темными путями. Тогда он хватается за всевозможные обезболивающие. В нашей культуре идет большая борьба за совесть. Удастся ли нам в наше драматическое время пробудить нашу совесть? Дело в том, что боль пронизывает всю природу. Апостол Павел сказал: «Природа также страстно жаждет освобождения»4. Мы же не особенно склонны освобождать природу! Насколько это важно, мы осознаем только тогда, когда какая-нибудь ужасная катастрофа снова ударяет по людям. Человек погибает, когда он не следит за собой, когда он неправильно обращается с собственным телом, и подобным же образом сейчас погибает весь макрокосмос, поскольку человек бессовестным образом с ним обращается. Чувство собственного движения и чувство равновесия Тот, кто цель не знает, Не найдет свой путь, И всю жизнь стеная, Будет спину гнуть... Кристиан Моргенштерн В прошлый раз мы говорили о чувстве осязания. Мы увидели, что с помощью чувства осязания мы никогда не сможем оказаться во внешнем мире, а всегда ощущаем только свою собственную телесность. Совсем противоположным образом дело обстоит, например, с глазом. Когда вы что-то рассматриваете, вы совсем не обращаете внимания на ваши глаза. Когда вы смотрите, у вас никогда не возникает чувства: «Тут нечто воздействует на мой глаз!», что очень характерно для чувства осязания. Зато когда вы ощупываете, вы действительно полностью привязаны к вашей телесности. Я попытался обратить ваше внимание на то, что мы постепенно, с детских лет, даже с колыбели, учимся отделяться от первозданного единства, в котором мы первоначально находились; так мы постепенно отграничиваем нашу телесность. Удивительно, что чувство осязания настолько парадоксально: глубоко внутри мы никогда не забываем о том, что когда-то мы были тесно связаны с этим миром, и в глубинах чувства осязания все еще живет тоска по новому воссоединению с этим первозданным миром (ге-Цдаге по-латыни означает вновь соединиться; от этого возникло слово религия). Отсюда в нас потребность выражать нечто интимное с помощью прикосновения. Мы все еще надеемся на то, что с помощью чувства осязания мы окажемся в этом мире, но вместо этого мы постоянно наталкиваемся на стену. Мы, как вы уже знаете, никогда не попадаем внутрь. То, что мы кого-то гладим или ласкаем, — это иллюзия. Благодаря страстной тоске, которая лежит в основе чувства осязания, благодаря этой древней тоске у взрослого человека возникает ощущение того, что божественный мир существует. Ограниченность свойственна только физическому телу, а наша сущность, наше внутреннее пространство, напротив, абсолютно безграничны. Это ощущение зарождается в нас только благодаря чувству осязания. Другими словами: если бы мы не ощущали границ собственного тела, в нас бы никогда не возникло стремление к божественному. Итак, с помощью чувства осязания мы воспринимаем не внешний мир, а нашу собственную телесность. — 18 —
|