Тот же малыш после посещения дедушки и бабушки, где на него огромное впечатление произвели свежевыпеченные булочки, сочинил соответствующую сказку: Жили-были Дедушка и Бабушка. Бабушка пекла булочки, а потом они угощали булочками гостей. И далее этот ребенок, освоив литературную форму, начинает фантанировать сказками, выдавая их одну за другой, излагая свой взгляд на окружающий его и непонятный мир взрослых: В темном лесу жил Страшный Преступник. Дядя милиционер приехал на машине и отвез его в тюрьму. А Преступник заплакал и сказал, что больше так не будет. * * *Жил-был в лесу Ослик. Днем он сажал елки, чтобы было красиво. А вечером убирал свои игрушки и ложился спать. * * *Жила-была Зеленая Елочка. Она ходила и искала шишки. Найдет и наденет на себя, чтобы быть красивой. * * *Жил-был пастушок Иванушка. Он возил лошадок на грузовой машине. Ночью он спал, а лошадок оставлял в гараже. А утром опять возил. * * *Жил-был дом. Там жил Стасик, мама Лена и папа Игорь. Пошли они гулять, а потом пришли и стали смотреть «Спокойной ночи». А потом Стасик пошел спать и стал рассказывать маме сказки. Эти сказки можно считать стихами в прозе, так как в них есть один и тот же мерный ритм укачивания при засыпании. Рифма еще очень трудна для детей этого возраста. Как и в фольклоре, на который опираются эти ранние детские сочинения, на единый стержень стихотворного ритма с помощью рифмы или общего персонажа нанизываются отдельные разрозненные события. Рифма трудна, но ребенок ее хорошо чувствует. Он еще не может справиться с отдельными частями своего стиха, но в нем чувствуется направление поиска. Вот стихи пятилетнего Славы: Мышка хвостатая, уши лохматые. Вот и котик. Он персидский. Ходит близенько. Вот и страус длинноногий бегает быстрей меня. Щеночек лохматый гонял воробьишку. Взлетел воробьишка, щеночек остался. Подобные тексты стимулируют воображение ребенка своей неопределенностью и невероятной яркостью. Именно таким образом рассказывают дети о своих впечатлениях в рассказе И. Тургенева «Бежин луг». Даже через литературную авторскую обработку читатель четко чувствует недосказанность событий и плавный переход истории про домового в историю про утопленника и светопреставление (затмение солнца). Причем недосказанность, неопределенность событий создает простор для необузданного воображения. Впрочем, подобное движение наблюдается в любом спонтанном разговоре у взрослых, если их не ограничивают рамки наблюдений со стороны. — 106 —
|