|
мления к выявлению упорядоченности: оно приводит к активному поиску сообщения, раскрытие которого сопровождается весьма приятным переживанием (<вспышка> в момент узнавания). Этим переживанием сообщение подкрепляется. В этом, на мой взгляд, и состоит глубинное предназначение искусства. Неудивительно, что из тенденциозности восприятия извлекает выгоду также и примитивное искусство. Вот один пример. Носы челноков, на которых плавают обитатели островов Тробриан, украшены замысловатыми резными досками. Узоры на досках имеют символический смысл. Они вырезаны так, что поначалу зрителю бросается в глаза человеческое лицо. Спустя несколько мгновений, однако, до него доходит, что глаза на этом <лице>-это глаза двух птиц, изображенных в профиль. А уж затем, как бы переходя на совсем иной уровень, зритель вдруг осознаёт, что и вся доска задумана как изображение лица (рис. 4). В туземном искусстве Новой Гвинеи такой способ кодирования изображений, по-видимому, вообще широко распространен, Интересно, что глубинные эстетические предпочтения свойственны не только человеку. Ренш [16, 17] проводил на обезьянах, енотах и птицах эксперименты с выбором предметов. Они показали, что и у животных проявляются эстетические склонности: асимметрии и хаосу животные Рис. 4. Защитная доска (<лагим>) с носа папуасского челнока с резным изображением, предназначенным для отпугивания злых духов. В качестве <сверхзнака> на всей доске изображено лицо. Но это лицо составлено из орнаментально переплетенных голов мифических птиц, играющих важную роль в ритуалах. В центре доски соединение четырех птиц образует подобие человеческого лица, напоминающего изображения полинезийского божества Тики. Глаза на этом лице-это в то же время глаза двух видимых сбоку птиц. Всю голову окружает рот с многочисленными мелкими зубами. Лица с такими ртами встречаются на изображениях с Гавайских островов. (Фото. 1. Eibl-Eibesfeldt.) 36 Глава 2 предпочитают упорядоченность и симметрию. Десмонд Моррис [18] в серии остроумных экспериментов побуждал шимпанзе <рисовать> красками. На человеческий взгляд получавшиеся <картины> смотрелись довольно привлекательно. Кроме того, Моррис обнаружил ряд любопытных закономерностей. Обезьяны заполняли лист симметрично и не выходили при этом за установленные рамки. Если Моррис заранее рисовал на одной половине листа квадрат или просто пятно, то обезьяна делала свой <рисунок> на другой половине листа, а потом несколькими мазками соединяла оба изображения. Одно из животных воспроизводило один и тот же веерообразный узор до тех пор, пока этими <веерами> не был довольно аккуратно заполнен весь лист. Обезьяньи <картины> совсем не походили на простую пачкотню. Когда животному давали разные краски, оно старалось избегать их наложения. Если обезьяна уже имела перед собой ею же изображенный одноцветный <веер>, то мазки иного цвета она накладывала в промежутках между его перьями, так что получался новый <веер>, вложенный в старый. Каждая особь вырабатывала свой собственный стиль и как бы играючи его видоизменяла; по-видимому, эти занятия предпринимались ради развлечения. В <живописи> можно было заметить владение композицией, наличие индивидуальных стилистических особенностей и известное тематическое разнообразие. Здесь находили свое отражение общие эстетические принципы; достигалось, в частности, <оптимальное равновесие напряжений>: когда животные, как казалось экспериментатору, свою работу заканчивали, то потом уже нередко отказывались от ее продолжения. — 26 —
|