|
— Мы недавно проводили семинар на экономическом факультете МГУ. Руководил семинаром академик РАЕН профессор Юрий Михайлович Осипов. И он мне потом сказал о молодежи следующее: «Я не могу, глядя на их лица, в их глаза, понять, что они за люди, какой у них характер? Раньше я это делал легко, а сейчас как будто пришла новая раса». — То есть по их лицам он не смог «читать»? — Да. А я ему ответил так: «Если бы Вы приехали в Китай, Вам бы потребовалось некоторое время, чтобы различать китайцев. А на первых порах Вам бы казалось, что они все на одно лицо». Так же и здесь. Вероятно, все же существует поколенческий разрыв. Он сам по себе не говорит о том, что молодое поколение безнадежно. Он, скорее, говорит о наличии сдвига. Да, произошел сдвиг культурной парадигмы, с этим не поспоришь, это действительный факт. А в каком направлении сдвиг происходит, мы в доктрине «Молодое поколение России» постарались описать. И все-таки дело не в том, что наша молодежь изменила каким-то традиционным для России архетипам, жизненным моделям. Скорее, условия, в которые молодежь была «вброшена» культурным сломом 1990–х годов, связанным с крушением Советского Союза и утратой ориентиров у старшего поколения, тогда эту молодежь (а в то время еще детей) взращивавшего, опекавшего, — вот эта вся ситуация вынудила молодое поколение стать другим. Вынудила его приобрести новое лицо. — Может, личину? — Ну да, скорее, личину. А под этой личиной может скрываться и позитив, и негатив. Так ведь и есть на самом деле. — Вы считаете, что это некая защитная маска? — Да, я думаю, что та непроницаемость лиц, которую отметил профессор Осипов, во многом защитного свойства. — Мне, как детскому психологу, известно, что защитная маска нередко свидетельствует о травме… — А мы как нация и пережили травму. И сегодняшняя молодежь травмирована, она является своего рода исторической жертвой. Но жертвой не в окончательном смысле слова, а поколением, которое испытало на себе кризис, испытало ситуацию, когда среди старших было мало настоящих авторитетов, тех, на кого можно было опереться, на кого можно было ориентироваться как на образцы. И молодые люди в каком-то смысле замкнулись — и на себе, и на своей субкультурной ситуации. В среде тех, кому сейчас около 30 лет, звучал вызов, направленный «отцам». Они, мол, не имеют право учить, так как сами утратили ориентиры, утратили структуру жизни. Хотя упрек этот не совсем справедлив. Разлом-то проходит на самом деле не между поколениями, а между здоровой частью общества и больной. То же самое касается и молодежи. — 667 —
|