80 лет одиночества

Все ли? Кровавый теракт на Черкизовском рынке полностью подтвердил мой тезис о взаимосвязи гомофобии и ксенофобии. Один из обвиняемых по этому делу студентов ранее участвовал в антигеевских погромах, а его интимный дневник наглядно показывает, что его ненависть к чужакам тесно связана с неуверенностью в собственной маскулинности: «Нет духу сказать “нет” – это мерзкая особенность мягкого сопливого характера, характера немужского… Я понял, что у меня нет воли и характера. Я не могу ударить первым, я боюсь драться. Странно, что я не гей. Хотя характер пидорский!» Это клиническая картина авторитарного сознания.

Гомофобию нельзя понять вне макроисторического контекста. Не исключено, что сторонники идеи «Россия для русских» скоро будут предпочитать бездетного русского гея многодетному этническому таджику, оттягивающему на себя «наш» материнский капитал, и некоторые «гей-славяне», уже готовые, судя по письмам на gay.ru, бороться с «цыганской» и «еврейской» угрозой, будут этому искренне рады. Сексуальная ориентация – не самое важное в человеке. Если/когда в России разразится предсказываемый политологами системный кризис, главными «либерастами» неизбежно окажутся евреи-интеллигенты. Традиционализм неотделим от антиинтеллектуализма, а антиинтеллектуализм – характернейшая черта современного антисемитизма. Я писал об этом в 1966 году.

Сексуальная культура в России

По всем признакам, положение Глупова одно из самых безнадежных: его точит какой-то недуг, который неминуемо должен привести к одру смерти. Однако он не только не умирает, но даже изъявляет твердое намерение жить без конца. И, несмотря на видимую нелепость этих надежд, я не могу не разделять их, я не могу не признать их вполне основательными.

М. Е. Салтыков-Щедрин

Хотя я занимался разными сторонами сексуальности, меня как профессионального историка больше всего интересует исторический аспект сексуальной культуры.

Когда-то я изучал соотношение «социального» и «национального» на примере столовых ножей. В советское время разница между рестораном и дешевой столовой заключалась не только и не столько в качестве пищи и интерьера, сколько в том, что ножи подавались только в ресторанах – в столовых их почему-то разворовывали. Меня заинтриговало, была ли эта черта социальной, присущей социализму, или национальной, сугубо советской. Путешествуя по странам Восточной Европы, я специально заходил в дешевые забегаловки, но ножи, хотя бы пластиковые, всюду были. Значит, их отсутствие – советская национально-государственная специфика.