|
Приятных инфантильных взрослых[52] (среди них было много замечательных людей – шестнадцать аспирантов и кандидатов наук, студенты Физтеха, в том числе будущие знаменитости – артист Александр Филиппенко и космонавт Александр Серебров, в лагере подолгу жили Александра Пахмутова и Николай Добронравов) я по-настоящему зауважал в день парадного открытия смены, когда выяснилось, что мальчик, который должен командовать парадом и отдавать рапорт, на общем сборе выступал против ношения галстуков и сегодня тоже без галстука. Маленькое, но ЧП, ритуалы в лагере любят. Однако никому из взрослых даже в голову не пришло надавить на мальчика, о нем говорили с уважением и любопытством. Так он и не салютовал. А через несколько дней, по собственному почину, стал носить галстук. Я до сих пор жалею, что в суете «орлятской» жизни не расспросил парня, почему он это сделал. Неформальное общение с ребятами и вожатыми (по ночам я читал им лекции, на которых некоторые спали) было фантастически интересным. Я увидел, как много у ребят психологических проблем, требующих профессиональной помощи, и почувствовал, что могу быть практически полезным. Кстати, с некоторыми бывшими вожатыми и воспитанниками «Орленка» у меня до сих пор сохраняются дружеские или приятельские отношения. Между тем систематического курса юношеской психологии в СССР не было с 1930 года! А тут еще Анатолий Викторович Мудрик, работавший тогда в «Орленке», рассказал мне, как он девятиклассником случайно прочитал старую книгу по юношеской психологии и нашел в ней ответы на многие мучившие его вопросы. И мне ужасно захотелось написать такую книгу, которую ребята читали бы не от нечего делать или по долгу службы, а по внутренней потребности. Собственно говоря, подростковый читатель, от пятнадцати и старше, появился у меня уже с «Социологии личности», хотя она вовсе не была на него рассчитана. Так было и с последующими книгами; даря их друзьям, у которых были дети-старшеклассники, я заранее знал, что сначала книгу прочтут дети, а потом, что останется, родители. Дети моих друзей часто становились моими друзьями. К сожалению, специально для подростков я так ничего и не написал, не столько из-за занятости, сколько из-за отсутствия литературного дарования. Но некоторые подростки меня все равно читали, и я это очень ценил. Общение с ребятами не имело для меня утилитарного смысла, мне просто было с ними интересно, тем более что они часто загадывали мне загадки. Один бывший «орленок», с которым мы до сих пор дружим, появился у меня дома, когда приехал из родного Ташкента поступать в Политехнический институт. Я привык, что мальчики приходят к старшим, только если у них есть какие-то психологические проблемы. Прекрасно воспитанный профессорский сын, классный спортсмен и достаточно самоуверенный юноша, А. выглядел отлично адаптированным и ни о чем таком не заговаривал. Много позже, когда он стал взрослым, я спросил его: «А зачем ты ко мне приходил?» – «Очень хотелось поговорить о себе, но не мог заставить себя начать». Зато когда я стал «совмещать» его с другими ребятами его возраста, он со всеми завязывал контакты и начинал интенсивно общаться. Видимо, при всей внешней общительности парня, его отношения с однокурсниками были недостаточно сердечными, гуманитарные ребята позволяли восполнить какой-то коммуникативный дефицит. — 171 —
|