Для научной работы тоже нужна техника, хотя бы пишущая машинка. В 1949 г. у меня появилась первая, откровенно дурацкая, рецензия в «Вопросах истории». В ожидании гонорара (я думал, будет рублей двести) мы с мамой обсуждали, что купить, очень нужно было одеяло. Перевод пришел на тысячу сто рублей, таких денег мы никогда в руках не держали. Мама сказала: «Бог с ним, с одеялом, купим пишущую машинку!» Мать моего друга Аполлона Тамара Александровна, которая сама печатала, присмотрела в комиссионке отличную трофейную «Эрику» (ту самую, которая берет четыре копии). Потом у меня было еще несколько машинок, но толком печатать так и не научился, даже по методике Шахиджаняна. О персональном компьютере я впервые услышал от Джона Гэньона и его жены Кэти. Рассказ звучал, как волшебная сказка: машина, на которой можно писать на разных языках, все запоминает, текст можно стирать и менять местами, а когда напишешь статью или книгу – вставишь пачку бумаги, нажмешь кнопку и через несколько часов получишь готовый текст. Стоит дорого, но можно списать с налогов. Джон и Кэти сначала купили одну машину, потом вторую, затем пришлось покупать третью, потому что дети на ней играют и с этим ничего не поделаешь. Я подумал, что что-то неладно с моим английским, но молодой человек, который был у Джона в Принстоне, подтвердил, что видел все это своими глазами. Впрочем, это происходило совсем в другом мире. После переезда в Москву я столкнулся с тем, что такой замечательной машинистки, как Нина Давыдовна, здесь нет. Мои каракули никто не разбирает, машинописные работы становятся все дороже, а бумага – все дефицитнее. Раньше Академия наук печатала труды сотрудников за казенный счет, теперь с этим стало трудно. Я смеялся, что дефицит бумаги и машинисток скоро приведет к радикальному изменению советской культуры. Вместо того чтобы писать никому не нужные тексты, ученые будут докладывать их устно, кто не захочет, чтобы коллеги при этом засыпали, будет аккомпанировать себе на гитаре или еще на чем-то, в конце концов возникнет новый эпос и всеобщее благолепие. Но проблема решилась иначе. В 1988 г., собираясь в свою первую поездку в США, я захватил с собой всю валюту, лежавшую на моем счете в Агентстве по авторским правам, а бывший «орленок» Марк Дубсон написал мне инструкцию, что именно я должен купить. Коллеги из Миннесотского университета помогли подобрать все необходимое, разумеется, это был самый простой PC 286. Но как перевезти громоздкие вещи? Сдать в багаж – будет перевес, да и как бы не украли по дороге. Ходили слухи, что компания «ПанАм», которой я летел, принимает такие вещи в качестве ручной клади. Миннесотские друзья-американцы сняли фабричную упаковку и обернули все в пленку с воздушными пузырьками. Размер и вес уменьшились, но и безопасность тоже. А тут еще по ТВ показали документальный фильм про талантливого американского юношу-математика, который разбился, катаясь на лыжах, повредил головной мозг, у него исчезла оперативная память, как бывает, если уронить компьютер: машина продолжает работать, но ничего не помнит. После этого мне стали регулярно сниться кошмары, как я привез в Москву сумасшедший компьютер за две с половиной тысячи долларов. Громоздкий монитор согласился взять с собой Михаил Мацковский, каким-то чудом умолил бортпроводниц разрешить взять его с собой в салон самолета и благополучно довез до Москвы. У меня это не получилось. До Нью-Йорка все кое-как довез. В аэропорту имени Кеннеди стояла дикая неразбериха. При оформлении багажа взять в салон две большие и тяжелые сумки вроде бы разрешили, но перед самой посадкой в самолет американцы наши пакеты (все пассажиры везли проигрыватели и видеомагнитофоны) отобрали и сложили в большой контейнер, заверив, что повезут в кабине и ничто не пострадает. — 109 —
|