|
– Однако зверек-то покусывает! – шептал купец, ворочаясь на диване под своей мерлушкой. – Они свежее мясо зачуяли… Ишь! так и рвут шкуру-то!.. Духота, соединенная с непроницаемою тьмою, была вдвойне невыносима. Я зажег свечку и стал курить. В это время развинтившаяся ручка двери зашевелилась, и в комнату высунулась голова. Эта голова принадлежала кондуктору. – Обеспокоил? – как-то вяло проговорил маленький человек. – Нет, мы не спим… Кондуктор был в коротеньком и тесном казенном сюртуке с светлыми пуговицами; лицо его было усиленно-красно и потно, и страдальческая черта на лбу вылетала еще приметнее, чем днем. Очевидно, его угостил станционный смотритель. Медленно сел он на стул у двери, молча посмотрел на нас и проговорил: – Покойно вам было в экипаже, молодой человек? – Очень покойно. – Н-ну… покорнейше вас благодарю!.. Я всей душой… Я жизнью своей не дорожу для господ пассажиров. Прикажите чем-нибудь услужить? – Нам ничего не надо. – Я обязан угодить, потому мне надо кормить семейство. Господин купец!.. Почивает он? – Нет, я не сплю. – Позвольте, что я вам, господин купец, объясню… Я имею шесть человек детей, жена, свояченица… Изволите видеть!.. Я должен жить, получать свое продовольствие… Стало быть, я должен услуживать, угождать… И я готов, перед богом!.. Ну, чем я могу услужить? – Коли ежели кто желает оказать услугу, он завсегда может это, – проговорил купец. – Господин купец! Разорваться готов!.. Я, кондуктор, смотрю, как бы не было несчастья… Проезжающий этого не ставит в заслугу! Чем же я могу угодить? Купец поворочался на диване. – У меня на всем свете один уголок; в карете келья моя. Меня никто не видит и не замечает. А вы думаете, что кондуктор спит там, в келье-то? Кондуктор в собачий воротник морду свою завернул; стало быть, он храпит? Кондуктор ни дня, ни ночи покою не имеет, господин купец! Кондуктор-то два раза в год семью видит свою, а семья-то растет – есть о чем подумать. Как я сына своего старшего водил в гимназию на экзамен – угодно ли вам знать, легко это мне было? Сколько я не спал ночей? Мы молчали. – Я, может, вот эдак-то вот колотился, как господа учителя начали его испытывать: «Что такое рыба?», «Что такое корова?» Извольте видеть! Как вам, легко ли будет, коли ежели вы желаете вашему ребенку благополучия, и вдруг ему этакие слова, что мы не можем дать ответа? Мы, ровно ребята, слезами заливались, как домой шли, когда нас не удостоили на экзамене… — 33 —
|