|
Федор Иванович, не ожидавши такого мгновенного оборота дела, взял белье. – Бери да помни! – почти простонал повар и покатился кубарем от смеху. Хохотала вся артель гораздо громче, шумней и горластей, чем горланит она на работе. Такого непомерного смеха с чиханьем, охами, стонами давно не слыхал я нигде. Так хохочут только дети, которые иной раз расхохочутся до того, что «нельзя унять»! Федор Иванович, так мгновенно и внезапно поставленный в дураки, добродушнейшим образом улыбался и, держа в руках тряпки, говорил: – Как он легко меня обернул, жид эдакой! Я думал, всё не сразу же… Ан он кубарем перевернулся… не дал мне… вот жид-то!.. Каким легким оборотом кувыркнул!.. – Да стряпай ты щи-то, чорт! – орала хохотавшая артель. – Легка! легка я тебя, Федор Иванович! – бормотал повар, не имея возможности перестать хохотать и в то же время колотя топором по коровьей голове. – Вот как у нас легка обделывают! Когда сломался пароход и стало всем известно, что дня два он простоит на месте и что, следовательно, всем предстоит двухдневный невольный отдых, тотчас же всеми рабочими овладело самое игривое детское настроение. – Рыбу! Рыбу ловить! Живо! собирайся, ребята! – Мне бы рубаху починить! – Починишь! Чего там! Полезай в воду! – А мы на берег «раков» ловить! – весело горланит другой. – Там озерцы есть, болотцы, я знаю. – Валяйте раков ловить! А мы за рыбой! Бери бредень! Живо! И тотчас все рабочие пошли с парохода, разбежались – кто на берег ловить раков, кто в Дон с бреднем. С баржей также и бабы и ребята тотчас же стали опускать сетки. И на Дону, где ходили с бреднем, и на берегу, где ловили раков, шло шумное, веселое вранье, смех, разговор – словом, детская игра. Нет! детского в них еще гораздо больше, чем верблюжьего, по крайней мере для тех, кому еще в новинку этот верблюжий труд, кто только еще начинает знакомиться с ним! 3Живая человеческая душа еще до такой степени в самом деле жива в нашем народе, что иногда живое проявление молодой и светлой души решительно устраняет впечатление машинности и однообразной изнурительности того дела, для которого этот народ закуплен и закабален капиталом. Смотришь на человека, которому нужно бы быть машиной, и не видишь машины, а восхищен удивительной прелестью человека. Я не могу забыть и, к сожалению, не могу передать достаточно ярко того истинного поэтического впечатления, которое произвела на меня работа трехсот молодых женщин, занимавшихся чисткою шерсти… — 286 —
|