|
Хозяин взялся за графин, но еще раз убедившись, что он совершенно пуст, с сожалением проговорил: – Аль пойти нацедить? Я ее разбужу! у меня тут припасено поленцо… Небось очнется! – Нет, – сказал Пуховиков, – пора спать!.. Поздно! – О?.. А то по рюмочке? – Нет уж, Иван Семеныч, будет! – проговорил фургонщик и, помолившись на образ, собрался уходить… – Ну, ин не надо! Ну, стало быть, спите!.. Хозяин ушел, простившись с нами и захватив с собою пустой графин и рюмку… IVЗатхлый воздух флигеля и неудобные нечистые кровати, с голыми нечистыми досками, навели нас на мысль ночевать в фургоне. Фургонщик сам вызвался уступить нам свое место и уверил нас, что он найдет, где выспаться. Скоро мы улеглись; ночь была чудесная, светлая, теплая, воздух свежий, напоенный опьяняющим запахом сена; улеглись мы удобно, уютно и, вероятно, крепко бы заснули, но в самом начале сладостной дремоты нас разбудил хозяин. Он ходил по двору и ругался, негромко, но достаточно слышно: «Погоди, анафема!.. заперлась!.. Погоди!» И вслед за тем раздался громкий стук, вероятно, поленом или камнем в дверь флигеля. Ответа, очевидно, не последовало, потому что опять хозяин ходил куда-то, конечно, не переставая ругаться, и спустя некоторое время принялся стучать кольцом двери… Не меньше часа с промежутками то потихоньку, то «во всю мочь» гремел он кольцом и все-таки ничего не добился… И в третий раз пошел он по двору. Но на этот раз он воротился с большою охапкою сена и с неизменной угрозой – «погоди!» улегся на крыльце флигеля, подостлав сено и укрывшись армяком. Вся эта возня помешала нам заснуть, и, побранив беспокойного хозяина, мы стали сначала курить, а потом и разговаривать… – Да, да! – задумчиво сказал Пуховиков, – «всем надо всего, и ничего не выходит!» Это правду сказал хозяин. Я, знаете, даже хотел написать об этом сказку… Теперь ведь сказки в моде: вопросы большие и неясные, а для этого нет более удобной литературной формы, как сказка. Вот мне и вздумалось… Я ведь пробовал пописать, да все что-то не выходит… – Ну и что же со сказкой? – Да по обыкновению ничего не вышло… Хотите я вам расскажу в общих чертах? – Пожалуйста! – Ну так слушайте! Не быль, да и не сказка*I…Быль это или небылица, – начал мой дорожный собеседник, – сказка или сущая правда, решительно определить не могу; не могу ничего определенного сказать даже о том, каким образом эта не быль и не сказка удержалась в моей памяти, так как положительно не знаю, кто кому рассказал ее: я ли сам рассказал ее себе, или, как мне иногда кажется, рассказал ее мне один маленький садовый цветок, или же, наконец, я сам рассказал ее маленькому садовому цветку? Достоверно одно, что разговаривать с цветком по-человечески невозможно, и я очень хорошо помню, что в продолжение всей этой истории ни с моей стороны, ни тем более со стороны цветка не было произнесено ни единого слова, даже звука, и тем не менее между нами произошло нечто такое, что в моей памяти запечатлелось как случившееся в действительности. И вот как все это произошло. — 109 —
|