|
– Я, брат, – говорит помощник самоуверенно: – и не таких свертывал в комок… – Эка! в живот-то пхнул… – И ты пхай! Чего же? Ну-ко, пхни-ко меня… На! Отскочу я или нет? – Давай! – На. Помощник выпячивается вперед. – Ну пхай! Писарь действует ехидно, из-под низу, так что и помощник отлетает в сторону. – Нешто так можно, свинья ты этакая! – Я ненарошно… – Дубина этакая! – ненарошно… – Ну прости, пожалуйста… Нешто я… – Чорт этакой… Дай-ко я тебя так гвоздану, так ты у меня кубарем к чорту на рога улетишь… Ты пхай в живот – нешто так можно?.. Вот куда пхай!.. – Ну давай… – Ну на!.. Да смотри, идол, башку сверну… На этот раз три удара кулаком, направленные без ехидства в указанное место, не производят на помощника никакого впечатления. – Ну бей, бей! – приговаривает он. – Да! – говорит писарь. – Вспучил живот-то!.. – Вспучил! Ну-ка вспучь ты, погляжу я… Ну-ка, становись… – Ну дуй! Писарь раздувает живот елико возможно, но от одного удара в самом деле летит кубарем… – Вот те вспучил! – приговаривает помощник. – Свинья этакая… как хватил!.. – А! свинья! – Чистая свинья!.. – Нет, брат, тебе до меня далеко!.. – Дубина!.. – Вот те и дубина! – Нет, вот как! – оживленно заговорил писарь: – согласен так – давай? – Как? – А вот как… Я возьму палку… – А я тебя ею тресну по башке… Начинается хохот. В это время отворяется дверь, и показывается фигура учителя с удочкой. – Что вы тут гогочете, как жеребцы в конюшне? Писаря едва могут уняться. – Куда это вы, Митрофан Петрович? – Да вот хочу перед чаем немножечко посидеть. Авось к ужину ушицу наберу… Будет баловаться-то, бери у Петьки уду – пойдем… – Пойдем, пожалуй, попытаем, отчего же! – произносит лениво помощник, к которому относятся эти слова. – И я, – прибавляет писарь: – от нечего делать… Одевают сапоги, запасаются табаком, спичками и отправляются рыть червей. Спустя десять минут всех троих, окруженных ребятишками, помогающими надевать червей, можно видеть на берегу реки. Каждый из ловцов выбрал по тихому местечку в кустах и терпеливо следил за поплавком. Тихо в кустах, тиха вода, и чудно хорош и свеж воздух. Ни одной тревожной, беспокойной мысли нет ни в ком, кроме сладкой тревоги в ожидании минуты, когда рыба потянет крючок книзу. – И-ва-а-а-ныч!.. – откуда-то далеко, по верхам густого кустарника, доносятся звуки визгливого, очевидно женского голоса. — 15 —
|