– А что, – с расстановкой и полусонно произносит, наконец, писарь (человек, лежащий на спине): – что у вас… в Болтушкине… как насчет этого дела?.. – Насчет товару-то? – ленивейшим тоном переспрашивает помощник (лежащий ничком) и распускает ноги, тоже босые, по обеим сторонам лавки. – Само собой… – У нас в Болтушкине – сколько хочешь… Он потягивается, выгибая спину, как кот. – Ну?! – Ну вот, стану я врать. Сколько хочешь, столько и есть… – Какую угодно? Помощник, помолчав секунду, дает ответ, так сказать, среднего направления, необычайно лениво говоря: – А то что же!.. Вот там… разговаривать!.. Это у вас тут всё тридцать, да сорок, да полтинник… У нас в Болтушкине этого нет… Шалишь, брат!.. У нас этого баловства нет… Знак подал – и готово. – Какой знак? – Аль не знаешь? Маленький ребенок, что ли, ты?.. Какой знак? – ну мигнешь, пройдешься мимо, кашлем дашь знать… мало ли есть предметов… – И готово? – А то что же еще разговаривать-то?.. Много будешь разговаривать, так это очень для них жирно… Все это произнесено беспечнейшим жирным хрипом, приближающимся к звукам простуженного горла. – А кто в Болтушкине писарем? – Аль разлакомился?.. Хе-е, брат!.. – Хе-хе-хе… Ей-ей, переведусь в Болтушкино!.. – Хе-хе-хе… Ишь ты кот сибирский какой!.. Поди переведись… Утрут тебе нос-то там… Хе-хе-хе… Я шукну одно слово, поглядим, ухватишь ли… – Отчего ж я-то не ухвачу? Ты хватал, а я нет? – Я другое дело… я знаю сноровку. – И я знаю. – Нет, не знаешь… – Ан вот знаю. – Ну хорошо. Отвечай, как надо поступать, чтобы всякую заинтересовать? – Деревенскую или благородную?.. – Все одно, сплошь… Писарь молчит, взволнованный разрешением этой задачи. – И не знаешь… а я знаю! Помощник при этом садится. – Ну как же, чем?.. – Чем! – так я тебе и сказал… – Нет, пожалуйста, скажи!.. Писарь тоже вскакивает с лавки. – Вот дурака нашел! стану я секреты открывать… – И всех?.. – Всех до единой… Хоть графиня, хоть что… Писарь бросается к помощнику и начинает его умолять. – Ну, голубчик, ну, Ваня… скажи… я тебе… – Нечего, нечего вас баловать! Писарь принимается тормошить помощника, и оба они начинают бороться посреди комнаты. Долго шуршат их босые ноги по деревянному, покрытому высушенной солнцем грязью полу; долго раздается то там, то сям грохот отскочившей лавки или стола, на которые налетают эти юные силачи. В борьбе они забыли разговор, растрепались, раскраснелись – любо смотреть на парней. Ломая друг друга то на одну, то на другую сторону, они только покряхтывают, не теряя веселого расположения духа. Ткнутый кулаком в брюхо, писарь отскакивает в сторону, потирая больное место, – и бой оканчивается. — 14 —
|