|
Словом, мать находила, что он отличный человек; сестра говорила: «да, он здесь первый…» А когда этот хороший человек пришел вечерком к нам, то матушка тотчас засуетилась и отозвала меня в другую комнату. – Ты извини, голубчик! – сказала она топотом: – ты при нем не скажи чего-нибудь про учителей. – Нет, нет… – Извини, милый мой! А то, пожалуй, кто его знает? – разозлится еще! – Нет, нет, будьте покойны. – Прости!.. Семен Андреич – фигура уютная, плотная, впрочем весьма умеренная, покойная; не стар и не молод: выпить может пять бутылок – и пьян не будет; выступает не спеша; одет прилично, а главное – дешево. Впоследствии я узнал, что он очень любит это слово; в этот же вечер он взял себя за рукав и, глядя на сукно, рассказал целую историю, потом сосчитал все копейки, подвел итог всему, что и во что обошлось, и засмеялся. И действительно, вышло ужасно дешево. – А я, – сказал он, не спеша и усаживаясь на стул, – шел, признаться… (Тут он стал доставать платок и не нашел.) Куда же это я его сунул? в шапке? (Происходит отыскивание шапки, но платка нет.) Нет, в шапке нет… Не в пальто ли? – Вы поглядите в пальто, – говорит мать и со свечкой уходит вместе с учителем в кухню. Происходят поиски; платок отыскивают. Семен Андреич садится на прежний стул, расправляет платок и говорит: – А я, признаться, шел… (тут он обходится посредством платка, наконец запихивает его в задний карман и оканчивает) дай, думаю, зайду… – Вот и чудесно! Прямо к чаю! – сказала матушка. Семен Андреич засмеялся, поправил борты сюртука и покосился, впрочем без злобы, на меня. Я подался в угол. Разговоры его продолжались с тою же неторопливою манерою; но, несмотря на мое молчаливое присутствие в углу, он как будто стеснялся меня, как незнакомого человека, у которого неизвестно, что на уме. – Вася! – отозвала меня матушка: – ты поговори с ним поаккуратней! Извини, голубчик! Как бы не подумал: приехал, мол, из Петербурга критиковать. – Да я с удовольствием… – Пожалуйста! Так что-нибудь… Поласковей! Он у попечительницы бывает… как бы что-нибудь… – Не беспокойтесь, не тревожьтесь! – сказал я. Я собрался с духом и стал что-то говорить, даже смеяться. Должно быть, я угодил этому борову, потому что он ободрился и из круга уездных интересов мало-помалу стал довольно самоуверенно вламываться в области, ему, по-видимому, весьма слабо известные. – Скажите, пожалуйста, – говорил он, с лукавой улыбкой поглядывая на мать и сестру: – что, ежели, например, написать статейку? — 86 —
|