|
Антон Иванов что-нибудь еще выдумывал. Таким образом однажды такой простой акт, как битье мух, был разыгран в приюте Павла Степаныча на манер какого-то представления в нескольких актах и какого-то идольского служения. Из комнат Павла Степаныча тронулось шествие, предводительствуемое Антоном Ивановым и направлявшееся из одной комнаты в другую. За Антоном Ивановым дрожащими ногами торопился Павел Степаныч с хлопушкой в дрожавших руках; халат его распахнулся, глаза оживлены; почти на каждом шагу он оглядывается назад, где шествует лакей с подносом, усеянным мухами; его интересует и беспокоит, все ли цело на тарелке! За лакеем с подносом шествует еще лакей, обязанность которого подбирать убитых, а за ним еще несколько лакеев зрителей, в случае нужды помогающих Антону Иванову по доброте своей. В конце шествия видна наблюдательная фигура управляющего. – Бейте! – возглашает Антон Иванов, останавливаясь у зеркала. Павел Степаныч, трясясь всем телом, убивает муху. – Двести двадцать пять! – возглашает Антон Иванов. – Пожалуйте еще! Синяя, редкая! Превосходно. Двести двадцать шесть… Подбирайте! Держите счет вернее!.. Подбирающий мух пособник кладет трупы на поднос. Павел Степаныч оглядывается – положил ли он, и трясется от волнения. – Мы ведем счет по-божески, – говорит пособник. – Будьте покойны… – Пожалуйте! – возглашает Антон Иванов, останавливаясь около мухи и оборачиваясь лицом к Павлу Степанычу: – р-аз! Первый сорт!.. Отодвиньте комод! за комод упала. – Отодвиньте комод! – слышится в толпе зрителей. – Комод отодвиньте! – прибавляет издали управляющий. Несколько человек принимаются ворочать комод, причем из-за него вылетают клубы пыли. Для большего возбуждения Павла Степаныча муху никак не могут найти и даже говорят: «Бросьте ее, Павел Степаныч! Шут с ней!» – Как это можно! Барин муху убили – верно… – горячится Антон Иванов. – Я… ее… убил! – лепечет с гневом Павел Степаныч. – Как можно! Она там! Это верно! – Нету мухи! – говорят из-за комода. Волнение Павла Степаныча достигает высшей степени. У него дрожат все складки лица, не только руки и ноги; он вытаращивает глаза, хочет что-то сказать, но только чавкает отвислыми перекошенными губами. – Врете вы! – возражает Антон Иванов. – Ежели я сам примусь искать, я найду-с… Это ваше нерадение… Вот она, муха-то, а вы говорите: нету. И Антон Иванов выносит из-за комода муху, говоря лжецу: – Стыдно вам! — 254 —
|