Базаров встрепенулся. – Какое-с? – Вы забыли? Вы хотели дать мне несколько уроков химии. – Что делать-с! Отец меня ждет; нельзя мне больше мешкать. Впрочем, вы можете прочесть Pelouse et Fr?my, Notions g?n?rales de Chimie *[27]; книга хорошая и написана ясно. Вы в ней найдете всё, что нужно. – А помните: вы меня уверяли, что книга не может заменить… я забыла, как вы выразились, но вы знаете, что я хочу сказать… помните? – Что делать-с! – повторил Базаров. – Зачем ехать? – проговорила Одинцова, понизив голос. Он взглянул на нее. Она закинула голову на спинку кресел и скрестила на груди руки, обнаженные до локтей. Она казалась бледней при свете одинокой лампы, завешенной вырезною бумажною сеткой. Широкое белое платье покрывало ее всю своими мягкими складками; едва виднелись кончики ее ног, тоже скрещенных. – А зачем оставаться? – отвечал Базаров. Одинцова слегка повернула голову. – Как зачем? разве вам у меня не весело? Или вы думаете, что об вас здесь жалеть не будут? – Я в этом убежден. Одинцова помолчала. – Напрасно вы это думаете. Впрочем, я вам не верю. Вы не могли сказать это серьезно. – Базаров продолжал сидеть неподвижно. – Евгений Васильевич, что же вы молчите? – Да что мне сказать вам? О людях вообще жалеть не стоит, а обо мне подавно. – Это почему? – Я человек положительный, неинтересный. Говорить не умею. – Вы напрашиваетесь на любезность, Евгений Васильевич. – Это не в моих привычках. Разве вы не знаете сами, что изящная сторона жизни мне недоступна, та сторона, которою вы так дорожите? Одинцова покусала угол носового платка. – Думайте что хотите, но мне будет скучно, когда вы уедете. – Аркадий останется, – заметил Базаров. Одинцова слегка пожала плечом. – Мне будет скучно, – повторила она. – В самом деле? Во всяком случае, долго вы скучать не будете. – Отчего вы так полагаете? – Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш порядок нарушается. Вы так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не может быть места ни скуке, ни тоске… никаким тяжелым чувствам. – И вы находите, что я непогрешительна… то есть что я так правильно устроила свою жизнь? – Еще бы! Да вот, например: через несколько минут пробьет десять часов, и я уже наперед знаю, что вы прогоните меня. – Нет, не прогоню, Евгений Васильич. Вы можете остаться. Отворите это окно… мне что-то душно. Базаров встал и толкнул окно. Оно разом со стуком распахнулось… Он не ожидал, что оно так легко отворялось; притом его руки дрожали. Темная мягкая ночь глянула в комнату с своим почти черным небом, слабо шумевшими деревьями и свежим запахом вольного, чистого воздуха. — 59 —
|