|
– А я ж вам сказывал, братец, – заговорил Губарев старший, – что он ни на что не годен, именно дармоед! Только вы вот по старой памяти… Мусье Ростон, мусье Ростон!.. Где ты пропадаешь? – Ростон! Ростон! – закричал младший, великий Губарев. – Да покличьте же его хорошенько, братец Доримедонт Николаич. – Я и то, братец Степан Николаич, его кличу. – Мусье Ростон! – Вот я, вот я, вот я! – послышался торопливый голос, и из-за угла избы выскочил – Бамбаев. Литвинов так и ахнул. На злосчастном энтузиасте плачевно болталась обтерханная венгерка с прорехами на рукавах; черты его не то что переменились, а скривились и сдвинулись, перетревоженные глазки выражали подобострастный испуг и голодную подчиненность; но крашеные усы по-прежнему торчали над пухлыми губами. Братья Губаревы немедленно и дружно принялись распекать его с вышины крыльца; он остановился перед ними внизу, в грязи и, униженно сгорбив спину, пытался умилостивить робкою улыбочкой, и картуз мял в красных пальцах, и ногами семенил, и бормотал, что лошади, мол, сейчас явятся… Но братья не унимались, пока младший не вскинул наконец глазами на Литвинова. Узнал ли он его, стыдно ли ему стало чужого человека, только он вдруг повернулся на пятках, по-медвежьи, и, закусив бороду, заковылял в станционную избу; братец тотчас умолк и, тоже повернувшись по-медвежьи, отправился за ним вслед. Великий Губарев, видно, и на родине не утратил своего влияния. Бамбаев побрел было за братьями… Литвинов кликнул его по имени. Он оглянулся, воззрелся и, узнав Литвинова, так и ринулся к нему с протянутыми руками; но, добежав до коляски, ухватился за дверцы, припал к ним грудью и зарыдал в три ручья. – Полно, полно же, Бамбаев, – твердил Литвинов, наклонясь над ним и трогая его за плечо. Но он продолжал рыдать. – Вот… вот… вот до чего… – бормотал он, всхлипывая. – Бамбаев! – загремели братья в избе. Бамбаев приподнял голову и поспешно утер слезы. – Здравствуй, душа моя, – прошептал он, – здравствуй и прощай!.. Слышишь, зовут. – Да какими судьбами ты здесь? – спросил Литвинов, – и что всё это значит? Я думал, они француза зовут… – Я у них… домовым управляющим, дворецким, – отвечал Бамбаев и ткнул пальцем в направлении избы. – А во французы я попал так, для шутки. Что, брат, делать! Есть ведь нечего, последнего гроша лишился, так поне воле в петлю полезешь. Не до амбиции. – Да давно ли он в России? и как же он с прежними товарищами разделался? — 268 —
|