|
В «Собственной конторе» к приходу барыни собралось три человека. Один из них, секретарь Левон, или L?on, молодой, белокурый человек, с томными глазами и чахоточным цветом лица, стоял перед своим столом и перелистывал тетрадь; другой, главный приказчик, Кинтилиан*, человек лет пятидесяти с лишком – с седыми волосами и черными навислыми бровями, с лицом угрюмым и хитрым – неподвижно глядел на пол, скрестив руки на груди. Третий, наконец, бурмистр Павел, красивый мужчина, с черной как смоль бородой, свежими щеками, большим белым лбом и веселыми блестящими глазами, развязно прислонился к двери. Хотя одежда на нем была не то крестьянская, не то купеческая, хотя он носил бороду – он мужиком не был. Глафира Ивановна произвела его в бурмистры из дворовых; под его управлением состояло – пока – одно только село Введенское – то самое село, в котором жила барыня, – но влияние его росло не по дням, а по часам; милости сыпались на него непрестанно; он быстро шел в гору, к великой досаде Кинтилиана, который сам, не более двух лет тому назад, разными происками низвергнул своего предшественника, Никифора, и стал на его место. Три эти человека – до самого появления Глафиры Ивановны – не разговаривали друг с другом; только Павел спросил у Левона, записал ли он садовые работы; Левон кивнул ему головой. Когда же наконец барыня вошла, они все трое выпрямились и низко ей поклонились; Кинтилиан и Павел заложили руки за спину – Левон слегка оперся о стол. Глафира Ивановна, молча и не спеша, взошла на возвышение, отодвинула слегка кресла, села, оправилась и, приняв озабоченный вид, немного помолчала, наконец, обратившись к Левону, сделала повелительное движение рукою и промолвила: «Начинай!» Левон взял тетрадь со стола, отвернул несколько листов, кашлянул и начал тонким, немного гнусливым голоском: – «12 июля 184* года. Полевые и прочие работы.* Вчерашний день, июля 11-го, во вторник – день господский. Крестьяне села Введенского* – всего 134 тягла – заняты были сенокосом в следующих дачах…» – Что ты это мне читаешь? – резко перебила его барыня. – Полевые и прочие работы, как изволили приказывать… С них начинать приказано, – проговорил Левон. – Мне этого не нужно сегодня. Левон опустил тетрадь. – Получены вчера из деревень донесения? – Получено три – из Лисицына, из Гагина, из Кириллова. – Читай рапорт из Лисицына. – Прикажете рапорт или экстракт? – Рапорт. – И Глафира Ивановна загремела четками… Неприятно подействовал этот звук на присутствовавших. Каждый из них знал, что когда барыня гремит четками* – дело неладно: жди бури. Лица их вытянулись; даже Павел, который всё время соколом глядел на свою госпожу, – даже он попридержал свою улыбку. — 2 —
|