|
– Нет, не слыхал. Но, помилуй, Рудин, как же ты, с своим умом, не догадался, что твое дело не в том состоит, чтобы быть… извини за каламбур… деловым человеком? – Знаю, брат, что не в том; а впрочем, в чем оно состоит-то?.. Но если б ты видел Курбеева! Ты, пожалуйста, не воображай его себе каким-нибудь пустым болтуном. Говорят, я был красноречив когда-то. Я перед ним просто ничего не значу. Это был человек удивительно ученый, знающий, голова, творческая, брат, голова в деле промышленности и предприятий торговых. Проекты самые смелые, самые неожиданные так и кипели у него на уме. Мы соединились с ним и решились употребить свои силы на общеполезное дело… – На какое, позволь узнать? Рудин опустил глаза. – Ты засмеешься. – Почему же? Нет, не засмеюсь. – Мы решились одну реку в К…ой губернии превратить в судоходную, – проговорил Рудин с неловкой улыбкой. – Вот как! Стало быть, этот Курбеев капиталист? – Он был беднее меня, – возразил Рудин и тихо поникнул своей седой головой. Лежнев захохотал, но вдруг остановился и взял за руку Рудина. – Извини меня, брат, пожалуйста, – заговорил он, – но я этого никак не ожидал. Ну, что ж, это предприятие ваше так и осталось на бумаге? – Не совсем. Начало исполнения было. Мы наняли работников… ну, и приступили. Но тут встретились различные препятствия. Во-первых, владельцы мельниц никак не хотели понять нас, да сверх того мы с водой без машины справиться не могли, а на машину не хватило денег. Шесть месяцев прожили мы в землянках. Курбеев одним хлебом питался, я тоже недоедал. Впрочем, я об этом не сожалею: природа там удивительная. Мы бились, бились, уговаривали купцов, письма писали, циркуляры. Кончилось тем, что я последний грош свой добил на этом проекте. – Ну! – заметил Лежнев, – я думаю, добить твой последний грош было не мудрено. – Не мудрено, точно. Рудин глянул в окно. – А проект, ей-богу, был недурен и мог бы принесть огромные выгоды. – Куда же Курбеев этот делся? – спросил Лежнев. – Он? он в Сибири теперь, золотопромышленником сделался. И ты увидишь, он себе составит состояние; он не пропадет. – Может быть; но ты вот уж наверное состояния себе не составишь. – Я? Что делать! Впрочем, я знаю, я всегда в глазах твоих был пустым человеком. – Ты? Полно, брат!.. Было время, точно, когда мне в глаза бросались одни твои темные стороны; но теперь, поверь мне, я научился ценить тебя. Ты себе состояния не составишь… Да я люблю тебя за это… помилуй! — 197 —
|